— Мы отдадим его в хорошие руки, — ответил я. — Он будет жить вместе с одним священником.
— Вот уж не знал, что Церковь способна на такую широту взглядов, — заметил Себастьян. — Это что-то новое.
Урсула вышла из туалетной комнаты, неся две большие сумки.
— Спасибо вам за помощь и терпение, — поблагодарил я.
— Всегда… — начал он и вдруг остановился.
— Если вы собирались сказать «всегда к вашим услугам», лучше воздержитесь, — посоветовал я. — Одного такого раза в жизни довольно.
Посадив Урсулу и Моисея в такси, я забрался в машину следом за ними и назвал водителю адрес преподобного Пенджа.
— Милый, такой шикарный завтрак, огромное тебе спасибо, — сказала Урсула и поцеловала меня. — И спасибо, что ты был так добр к бедному Моисею.
Говоря, она копалась в своих сумках, проверяя, все ли на месте.
— Что у тебя там? — спросил я.
— Да так, кое-какие мелочи для бедного старика. Пара бутылок виски, я знаю, он не прочь выпить стаканчик, а у самого нет денег, чтобы купить. Немного корма для Моисея и его любимый напиток, а также разное чтиво для старины Пенджи.
Она вытащила «Таймс», «Дейли телеграф», свежий номер «Вог», «Панч» и, к величайшему моему удивлению, «Плейгерл».
— А
— Понимаешь, милый, я задумала постепенно редебилитизировать его, помочь ему исправиться. Пусть начинает побольше думать о противоположном поле и поменьше о собственном. Вот и купила для него «Вог» и этот журнал, чтобы открыть ему глаза на пробелы в его жизни.
— А ты сама когда-нибудь заглядывала в «Плейгерл»?
— Нет, — ответила Урсула. — Разве это не обычный журнал для девочек?
— Посмотри, — мрачно предложил я.
Надо же было ей открыть журнал на центральной раскладной странице, где красовался весьма обнаженный, весьма зрелый и весьма крупный молодой мужчина.
— О Господи, — ужаснулась Урсула. —
— Вот именно, — откликнулся я. — Вряд ли такой журнал будет способствовать редебилитации старины Пенджи, верно?
— О, милый,
— Отвези потом обратно в «Клариджес», подари управляющему, — предложил я.
До самого дома преподобного Пенджа Урсула больше не разговаривала со мной, и возмутительный журнал был оставлен ею в машине.
Резиденция Пенджа (если здесь годится это слово) размещалась в одном из тех замечательных старых домов, что напоминают стоящую торчком коробку из-под обуви, с двумя квартирами на каждом этаже. Преподобный, как нам удалось установить, обитал на самом верху, так что нам пришлось одолеть четыре лестничных пролета, и с каждой ступенькой сумки Урсулы и клетка Моисея становились все тяжелее. Наконец мы остановились, запыхавшись, перед дверью с приколотой к ней карточкой с трогательным текстом: «Преподобный Мортимер Пендж XXX, преподаю английский язык, а также библейские тексты (англиканская церковь)».
Урсула постучалась, и преподобный Пендж распахнул дверь. Я совсем иначе представлял себе его внешность; сгорбленный, с кожей зеленовато-белого цвета, он походил на бледную из-за недостатка света в юном возрасте фасолину. На нем были большие роговые очки, полосатый фиолетово-белый свитер с высоким воротником и серые фланелевые брюки. Голову венчала всклокоченная седая шевелюра, и руки он держал перед собой, точно кролик, сидящий на задних лапах, причем кисти болтались, будто сломанные в запястьях.
— Урсула! — воскликнул он. — Любезное дитя мое, как я счастлив видеть тебя!
Он целомудренно прикоснулся губами к ее щеке.
— Познакомься с Джерри, — представила меня Урсула.
— Джерри — какое очаровательное имя, и
Его скромная обитель состояла из двух комнат, в одной размещалась кухня и отделенный от нее перегородкой душ, другая служила одновременно гостиной и спальней. На потертом ковре стояли два просиженных кресла и узкий диван, под которым я разглядел, к великой своей радости, огромный старинный ночной горшок, любовно расписанный гирляндами анютиных глазок и незабудок. Из окна преподобного Пенджа открывался красивый вид на маленький парк с платанами, цветочными клумбами, прудом с утками и скамейками для отдыха.
Урсула принялась извлекать из сумок свои дары, вид которых наполнял преподобного слезливой радостью. Под конец она смешала в стакане водку с тоником и наполнила поилку Моисея, приподняв уголок «Таймса». После чего, выждав несколько секунд, точно иллюзионист, сдернула с клетки газету, явив удивленному взору преподобного Моисея, утоляющего жажду.
— Попугай! — ахнул преподобный. — О, я всегда мечтал завести попугая! Он умеет говорить?
В ответ попугай оторвался от божественного русского напитка и уставился на преподобного Пенджа.
— Привет, старый пидер, — сказал Моисей, затем снова принялся накачиваться спиртным до одурения.
Преподобный Пендж расхохотался так, что от смеха слезы покатились по щекам.