Птица пустыни

— Я согласна, — сказала она. — Но помните, что мой отец и мистер Денисон, дарлингский судья, сумеют строго наказать вас, если вы дурно обойдетесь с нами… Мы пойдем к Джону и узнаем, почему он ослушался моих приказаний.

— Вот это хорошо, — кивнул Берли. — Вы наконец образумились… Ну, ступайте вперед, мои милые девицы. Обещаю, что вам не причинят никакого вреда, если вы будете послушны.

Между тем не все австралийцы бежали от Берли. Проткнутый Нос, вместо того чтобы вернуться в пустыню вместе с другими, спрятался за куст, оттуда следил за бедными пленницами. Когда они направились к ферме, он последовал за ними.

Когда девушки миновали загон для овец, Клара заметила стоявшего неподвижно на дороге человека и вздрогнула от необъяснимого ужаса. Он поглядел на них пристально и сказал пастуху по-испански:

— Эге, Берли, вы поймали наконец этих хорошеньких лесных птичек? Я начинал бояться, что они улетят совсем, что не уменьшило бы, конечно, наших затруднений.

— Сеньор, я же вам говорил, что они привязаны за лапки и что мы успеем посадить их в клетку.

Клара и Рэчел не понимали, о чем они говорят, но Берли, заметив, что они остановились, сказал им, переходя на английский:

— Ну, чего же вы ждете, мои юные гостьи? Идите же! Этот джентльмен — мой друг.

Незнакомец спросил:

— Вы знаете, Берли, что одна из этих девушек — дочь Оинза, дарлингского землемера, а другая — единственная дочь Бриссо, моего бывшего хозяина, и невеста судьи Ричарда Денисона?

— Знаю ли я, сеньор Фернанд? Разве вы не слыхали, как негр хвалился именами их родителей? Притом я сам знаю их обеих: они приезжали сюда две недели назад вместе с женой Бриссо, с Оинзом и самим судьей.

— Ну, Бог даст, — сказал Фернанд (это действительно был бывший приказчик Бриссо), — мы с их помощью сумеем выпутаться из беды, в которую попали.

Поскольку они опять перешли на испанский, пленницы не могли понять этого разговора, но они чувствовали, что попали в засаду, а мрачные взгляды мужчин подтверждали их опасения. Однако Клара была поражена, услышав имя Фернанда, поскольку знала, что так звали одного из приказчиков ее отца. Поэтому она намеревалась обратиться к нему с просьбой о покровительстве и придумывала, как поговорить с ним наедине, когда они наконец дошли до фермы Уокера.

Эта ферма состояла из нескольких строений. Одно из них, самое большое, служило жилищем хозяину, другие предназначались для амбаров или прислуги. Во дворе девушки заметили свой шарабан; лошадь, без сомнения, поместили в загородку, где еще несколько животных щипали траву.

Из главного строения доносился шум, узкое окно было освещено. Берли открыл дверь и ввел Рэчел и Клару в небольшую комнату, обставленную по-европейски.

Пол в ней был, однако, земляной, а стены, на которых висели ружья, охотничьи и рыболовные снасти, были покрыты вместо обоев китайскими и новозеландскими циновками.

В комнате горело множество свечей, в камине, где жарился почти целый баран, пылал огонь. Шесть человек, весьма неприятной наружности и в поношенной одежде, сидели вокруг стола, куря сигары и попивая грог. От табачного дыма, сильного запаха спиртного и бараньего жира в воздухе стоял смрад.

Рэчел и Клара, переступив порог, замерли в испуге при виде этой картины и чувствуя на себе бесстыдные взгляды. Мужчины принялись о чем-то расспрашивать Берли и Фернанда, и их хриплые, пьяные, пронзительные голоса еще больше напугали девушек.

Наконец высокий мужчина с черной бородой, который, завернувшись в какие-то лохмотья, сидел в мягком кресле, повелительным жестом заставил замолчать остальных. Закурив сигару, он сказал Фернанду:

— Чудесная добыча! Но которая из этих двух дочь землемера?

— Гуцман, спросите лучше у Берли, — ответил тот. — Я и ту и другую вижу в первый раз…

Берли указал на мисс Оинз.

— Итак, — продолжал Гуцман, пристально глядя на Клару, — другая — дочь Бриссо? Пока она останется в нашем обществе, я беру на себя обязанность караулить ее. Я должен поквитаться с ее отцом за то, что он убил нашего храброго Альвареса, который придумал воспользоваться пороховым бочонком. Бедный Альварес, он заслуживал лучшей участи!

— Я уже вам говорил, Гуцман, — возразил Фернанд, — что Альвареса застрелил не Бриссо, а другой, француз Мартиньи, тот, кого вы называете человеком с алмазом. И я нахожу, что Мартиньи хорошо сделал, убив его. Не гнусно ли было предпринять такую штуку, когда я находился в магазине — я, ваш друг, — не предупредив меня об опасности?

— Вы тогда еще не решились перейти на нашу сторону, — возразил Гуцман. — Только после смерти Альвареса вы поняли наконец-то, на что мы способны. Жаль, конечно, что все вышло дурно и нам не достались богатства, на которые мы рассчитывали. Впрочем, — прибавил он небрежно, — удача, кажется, возвращается к нам, и мы можем поблагодарить судьбу за то, что она так кстати прислала к нам этих сеньорит.