Птица пустыни

— Я вижу, что ваши коллекции ничего не потеряют от тяжелого испытания, которое вы недавно перенесли. Только я сомневаюсь, чтобы впредь мадемуазель Клара сопровождала вас в ваших прогулках. Кстати о коллекциях, мадемуазель Оинз. Говорят, что, по примеру ваших соотечественников, когда они избавятся от какой-нибудь большой опасности, вы составили коллекцию, которую мне очень хотелось бы видеть, если поправлюсь. Она состоит, как я слышал, из вещей, какие были на вас во время пожара. Там все есть, начиная от вашей шляпы, почти обгоревшей, до разорванных ботинок.

— Не смущайте меня, виконт, — перебила его англичанка, покраснев до ушей.

Мартиньи громко рассмеялся, превозмогая боль. В эту минуту пробили часы, и почти следом колокольчик возвестил о новом госте.

— Вот теперь это Ричард Денисон, — лукаво сказал Мартиньи.

В самом деле, Семирамида привела судью.

Денисон, спасенный волонтерами, прибежавшими на его крик, после всего случившегося отправился на прииски, и только утром вернулся в Дарлинг.

Потому он еще не знал, что происходило у Бриссо и не подозревал, по какой причине был приглашен в дом торговца.

— Мсье Денисон, я сразу приступлю к делу, потому что, несмотря на мое фанфаронство, я могу с минуты на минуту лишиться сил, — сказал Мартиньи. — Прошу вас, дайте мне вашу руку!

Судья протянул ему руку с удивленным видом.

— Мсье Денисон, — продолжал виконт, — когда я приехал в Дарлинг, вы любили мадемуазель Бриссо, и я имею причины полагать, что были любимы ею. В силу некоторых обстоятельств я чуть было не лишил вас счастья, на которое вы имели право. Но препятствие, явившееся между вами и прелестной мадемуазель Кларой, скоро исчезнет навсегда, и то, что было разъединено, соединится снова… Мадемуазель Клара, не угодно ли и вам также дать мне вашу хорошенькую ручку?

Клара в нерешительности смотрела на виконта.

— Отец ваш скажет вам, что вы должны повиноваться мне, — продолжал Мартиньи, улыбаясь. — Притом не сами ли вы дали мне право располагать вашей рукой?

Клара по знаку отца повиновалась. Виконт взял ее руку, и, запечатлев на ней поцелуй, вложил в руку Денисона.

— Вот! — сказал он, вздохнув. — Все кончилось, как мелодрама в парижском театре.

Все были изумлены, и особенно Денисон. Заметив, что руки Клары и судьи разъединились как бы с сожалением, Мартиньи прошептал:

— Бриссо, вспомните о вашем обещании… От вас зависит счастье вашей дочери.

Начались переговоры шепотом. Клара горячо поцеловала отца и мать, потом Рэчел, между тем как Денисон, приблизившись к виконту, взволнованно сказал ему:

— Благодарю, виконт де Мартиньи! В вашей груди бьется благородное сердце джентльмена.

— И я вас тоже благодарю, — ответил виконт. — Ведь я не забыл, что если не изжарился живьем в этих проклятых зарослях, то только благодаря вам. Поскольку я тогда был вашим соперником, то скажу, что не все способны на такой рыцарский поступок. Но теперь, когда вы жених мадемуазель Клары, позвольте сделать свадебный подарок… Вот он… Пусть он напоминает вам о несчастном французе, нарушившем на минуту спокойствие вашей жизни, но который, я надеюсь, не внушает вам отвращения.

И он протянул Денисону алмаз. Судья взял его, но посоветовавшись о чем-то шепотом с Кларой, возвратил Мартиньи.

— Пусть вас не оскорбляет наш отказ, виконт, — сказал он. — Мы и без того сохраним воспоминание о человеке, которому стольким обязаны. Вы должны понять, почему мисс Клара и я не можем принять этого подарка.

— Я понимаю, что вы ничего не хотите принять от меня, — с горечью произнес Мартиньи. — Надеюсь, однако, что мсье и мадам Бриссо не имеют тех же причин, чтобы отказаться от наследства соотечественника, которого они приняли так гостеприимно.

Мадам Бриссо покраснела от удовольствия и уже протянула руку, чтобы взять алмаз, когда Денисон поспешил сказать:

— Те же самые причины, которые заставляют нас отказываться от такого дорогого подарка, существуют, я думаю, и для моего будущего тестя и будущей тещи. Достоинство семейства, к которому я скоро буду принадлежать, не позволяет ему принять ваш подарок.

— Мсье Денисон прав, — вздохнул Бриссо. — Извините нас, дорогой Мартиньи, но эта драгоценная вещь должна перейти к вашим родным: лишить их этого было бы подло с нашей стороны.

— Еще раз повторяю вам: у меня родственников нет. А если и остались, то они так же мало думают обо мне, как и я о них.

— Но у вас должны быть друзья в Париже.

— Я вам говорил, что имел много друзей, когда был богат, но это было так давно… Да, я мог бы еще найти там каких-нибудь мнимых друзей, для которых, за недостатком богатого американского дядюшки, я создал бы новый тип «австралийского друга». Один, получив в наследство мой алмаз, был бы способен, из признательности, назвать моим именем первого породистого жеребца, родившегося в его конюшне. Другой непременно подарил бы его какой-нибудь танцовщице или водевильной актрисе… Но довольно, я полагаю, мне остается еще несколько часов, чтобы подумать, как лучше распорядиться этим алмазом… Теперь, пожалуйста, извините меня… я не могу больше говорить.