Птица счастья [СИ]

В первую неделю после свадьбы на Кристину сошло озарение, что с ее стороны было огромной глупостью так долго не выходить замуж. Петр светился. Он улыбался шире, говорил громче, жил активнее. Она себя чувствовала особенной не из-за внимания прессы, прикованного к этому событию, а из-за мужа. Но со временем она заметила, что его «шире», «громче» и «активнее» перестало распространяться на нее. Он просто гордился самим собой, своим статусом главы собственного семейства. Предсвадебная лихорадка смылась теплыми водами Индийского океана в районе Мальдивских островов во время медового месяца и оставила неприкрытым самодовольство юного чиновника. Кристина недолго дрейфовала в смятении, ведь скоро к ней пришло течение свежих предложений по проектам на ТВ. Ее холодный разум позволил ей не влюбится в Петра Константиновича, что оградило ее душу от лишних мечтаний и разрушающих ожиданий, а брак стал приятным приложением, событием, не требующим эмоциональных затрат. Речь не шла о расчете, речь шла об отсутствии изматывающих страстей. Детей Петр не требовал, и они оба могли наслаждаться своей молодостью. Им было немногим больше двадцати шести лет. Птица Кристины быстро обжилась в новом доме у Петра и была самой знаменитой в стране: редчайшего бордово-алого окраса, с золотым отливом. Она обожала съемки, обладала спокойным нравом и почти полутораметровым размахом крыльев. Но иногда птица подолгу смотрела в окно, и казалось Кристине, что тоска закрадывалась к ней, и тогда она наглухо закрывала шторы, чтобы развеять хандру и предотвратить выгорание прекрасных перьев питомицы.

Весь год после своей свадьбы Петр работал над проектом Александрова и над стройкой нового медицинского центра в районе «антикоррупционных кластеров». Работа кипела — он не появлялся дома. Переговоры с инвесторами и поставщиками оборудования проходили постоянно.

— Ты очень много времени уделяешь этой стройке, муж, — Кристина называла его исключительно так, подчеркивая свое серьезное отношение.

— Да, поскорей бы уже открыть.

— Будет официальное мероприятие?

— Ничего такого, на что тебе стоит тратить свое время. Позову Александрова.

Сереже сообщили об мероприятии за день до открытия. На вопрос, почему не Вася, Петр отрезал — для Васи будет другая работа. Но почему-то эта другая работа отпала, и Вася весь день просидел дома. Вечерело, он смотрел сериалы, когда в квартиру вбежал Сережа.

Молча пронесся в свою комнату. По его шагам, по резким движениям и звукам было понятно, что брат не в настроении. Дверь в ванную хлопнула. Прошло около получаса, прежде чем Сережа ее освободил.

— Ты чего такой шумный, а? — Вася встал с дивана из любопытства, чтобы понять масштабы расстройства брата. Сцена, перед ним разыгравшаяся, нарушила ход привычной устаканившейся жизни. Сережа побрился наголо и собирал свои вещи.

— Ты чего?

Молчание в ответ.

— Что случилось? Что устроил наш «вермахтовский» генеральчик?

Молчание.

— Да остановись ты!

— Мой контракт расторгнут. Я переезжаю к матери в квартиру.

— Почему?

— Я не могу тебе сказать, — Сережа белел и краснел попеременно, для Васи подобная буря эмоций со стороны брата подтверждала действительную серьезность ситуации.

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет, Вась, но будь осторожен с Мининым.

— Все настолько плохо?

— Ну, в глобальном плане — я не знаю, к чему все это приведет.

— Все — это что?

— Все… Я… Ты…

Сережа покинул брата, так и не разъяснив причины. Комната вмиг опустела, оставленный геймпад навевал на Васю тоску. Одиночество его окутало вязкой паутиной уныния. Но оно с лихвой компенсировалось славой, чувством собственного достоинства и собственной исключительностью. Порой, даже если его посещала хандра, страдания, ей сопутствующие, смягчались роскошью и богатством. А в роскоши и богатстве страдать намного приятнее, чем в нищете. Эта мысль также согревала Александрова, хоть он никогда не знал бедности. Также радовало общество его птицы. Его «Селезень», как называл своего питомца Василий, составлял прямую конкуренцию популярности птицы Кристины. Василий очень любил его фотографировать, следил за рейтингом его фотографий, часто беседовал с ним и считал идеальным компаньоном.

Лишь однажды в разговоре на званом обеде Минин-старший упомянул Сережу.

— Петр, а после его отстранения ты соблюдаешь все меры секретности и целостности его генного материала?

— Конечно, отец, мы отправили его в поселение. При условии, что он продолжит работу над формулой для птиц. И книги для Василия он будет продолжать писать.

— О, да, Василий, последняя твоя книга была успешна, тебе понравилась?

— Нет, ни разу не читал их.

— Я тоже, но цензоры довольны. Ну а ты как, не думаешь остепеняться? Выпустили бы лирический сборник.

— О… не-не-не. Мне некогда. Я лучше один, тем более у меня Селезень есть, он не предаст, а секретность нам важна.

— Ну, тут… как бы сейчас… кто… что… предпочитает, кто собак, кто кошечек, кто птиц, оно-то просто и понятно, но я тебе о женщине говорю.