Птица солнца

Танит держалась только усилием воли. Чувства ее плыли на волне боли, в нижней части живота залегла свинцовая тяжесть, но девушка слышала вопросы, которыми ее забрасывали. Сестра Хака хотела знать, чем она так разгневала царя. Она доказывала, что Танит подвергла опасности все жречество, восстановив царя против него. И все время возвращалась к вопросу: «Что же ты ему сказала?»

— Не могу вспомнить, сестра, не могу вспомнить, — шептала Танит.

— Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто слова, вызвавшие такие серьезные последствия, легко забыть? Отвечай.

— Это были не мои слова.

— Чьи же тогда? — Сестра Хака подалась вперед, придвинув к провинившейся лицо в сифилитических язвах. Свесились поседевшие пряди. — Чьи это были слова, если не твои? Богини?

— Не знаю, — выдохнула Танит и прикусила губу от резкой боли в нижней части живота.

— Твоими устами говорила богиня? — хрипло спрашивала сестра Хака, жестокая, как хищная птица. Ястреб, бросающийся на ласточку.

— Прошу вас, — прошептала Танит, медленно наклоняясь вперед и прижимая ладони к животу. — Мне больно. О как мне больно!

Три жрицы увидели, как поток крови окрасил подол платья Танит и, брызгая красными каплями, хлынул на каменный пол между ее ногами. Танит медленно согнулась и упала. Она лежала на боку, поджав колени, и негромко стонала.

Сестра Хака быстро подошла к ней, наклонилась, задрала юбку Танит и с лесбийским интересом развела ей ноги.

Выпрямившись, она улыбнулась и посмотрела на остальных.

— Вот и грех, избранная богиней. Вот доказательство преступления. — Она взглянула на девушку у своих ног. — Святотатство! — хрипло произнесла она. — Святотатство! Преступление против богини.

— Я не буду отвечать, — негромко сказала Танит. Синяки побледнели и опухоль немного спала, но под глазом по-прежнему темнел кровоподтек, а губы были разбиты и вспухли. Десять дней она пролежала в постели и все еще была слаба. — Не стану порочить имя дорогого мне человека. Я не скажу вам, кто он.

— Дитя, ты знаешь, что этот грех карается смертью. Ты рискуешь жизнью, — напомнила верховная жрица.

— Вы уже отняли у меня одну жизнь. Забирайте теперь последнюю. — Танит посмотрела на сестру Хаку, а потом на Ланнона Хикануса, стоявшего у окна. — Вы хотите убить меня. Пусть. Но имя отца моего ребенка я сохраню в тайне. Я не позволю вам наказать и его.

— Ты глупа и упряма, — сказала сестра Хака. — В конце концов мы все равно узнаем.

— Но почему это так важно? — спросила Танит. — Все дело в том, что я стою между тобой и утолением твоего тщеславия. — Танит посмотрела на сестру Хаку в упор и увидела, что ее слова попали в цель: рябые щеки жрицы вспыхнули. Танит улыбнулась и повернулась к Ланнону. — Все дело в том, что я источник пророчества. Ты хочешь уничтожить пророчество. Хочешь, чтобы боги отменили свой приговор. Напрасно, Ланнон Хиканус. Ветры судьбы уже дуют, псы рока уже вышли на охоту.

— Хватит! — выпалил Ланнон, выходя на середину комнаты. — Я не могу больше попусту тратить время. Не хочу слушать твой дурацкий вздор. — Он приказал сестре Хаке: — Приведи старую жрицу, компаньонку этой ведьмы.

Айна, удивленно моргая, встала перед царем. Он смотрел на нее бесстрастно, без гнева.

— Ты забыла о своем долге. Не уследила за ней. Назови быка, который покрыл телку богини.

Айна завыла. Она отпиралась, твердила, что ничего не знает. Встала перед Ланноном на захрустевшие колени, подползла к нему, стала целовать полу одежды, дрожа от ужаса. Ланнон в досаде оттолкнул ее ногой и посмотрел на сестру Хаку.

— Если я правильно понял, ты не откажешься от мужской работы. У тебя хватит для этого мужества? — спросил он.

Сестра Хака кивнула, облизнув губы. В ее глазах появилась жестокая радость.

— Сначала сломай ей руки, — приказал Ланнон. — А ведьма пусть стоит и смотрит.

Сестра Хака подняла Айну на ноги, легко держа ее сильными смуглыми руками, поросшими черными волосами. Айна взвыла от ужаса, а Хака развернула ее, заломив старухе руку за спину. Рука была худая, белая, с толстыми голубыми венами, просвечивавшими сквозь кожу.

— Подождите! — закричала Танит. — Отпустите ее!

— Отпусти, — приказал Ланнон.

Танит подошла к старой жрице и нежно поцелована ее в лоб и щеку. Айна всхлипывала.

— Прости меня, дитя. Я сказала бы им. Прости.

— Успокойся, матушка. Успокойся. — Танит провела ее к двери и вывела из комнаты. Потом вернулась и сказала царю: — Я скажу его имя, но только тебе одному.

— Оставьте нас, — приказал Ланнон, и Божественный Совет вышел в коридор.

Когда они остались одни, Танит назвала имя, гордо и вызывающе, и увидела, что Ланнон покачнулся, как от удара.

— Давно ли он твой любовник? — спросил он наконец.

— Пять лет.

— Вот как. — Он нашел ответ на многие свои вопросы. — Похоже, мы с тобой делим его любовь.

— Нет, государь, — Танит покачала головой. — Вся его любовь принадлежала мне.

— Ты мудро поступаешь, говоря о ней в прошедшем времени, — заметил Ланнон. Он отвернулся, подошел к окну и посмотрел на озеро. «Никто не должен стоять между нами, — подумал он. — Хай нужен мне».