— Что же дальше, о великий? Тюрьма или кинжал подосланного убийцы? Как ты убьешь жрицу Астарты? Ты забыл, что я принадлежу богине?
— Нет, — ответил Ланнон. — Я не забыл об этом и на десятый день праздника Плодородия Земли пошлю тебя к ней. Ты станешь вестницей Опета богам.
— Хай этого не допустит, — в ужасе прошептала Танит.
— Хай на севере, далеко от бассейна Астарты.
— Он навсегда возненавидит тебя. Ты навсегда его потеряешь, — предупредила Танит, но царь покачал головой.
— Он не узнает, что это был мой приказ. И не узнает, что ты предала его и назвала мне его имя. — Он улыбнулся — улыбка была холодной, как блеск золота. — Нет, это ты потеряешь его, а я получу. Видишь ли, он мне необходим, а мои нужды важнее твоих.
Вначале, пока Хай оставался без сознания, и позднее, когда он, придя в себя, еще был чересчур слаб, чтобы ходить, его несли на носилках. Так что он не знал, долго ли он в пути и в каком направлении движется.
Когда он смог идти, ему завязали глаза и он чувствовал только давление тел со всех сторон и запах пота и прогорклого жира, которым венди смазывали кожу. Когда он заговаривал, ему не отвечали, грубые руки подталкивали его вперед, а если он останавливался, в спину ему упиралось острие копья.
Он был сильно избит, весь в синяках, на голове шишки и порезы, кожа во многих местах содрана, но серьезных ран не было — ни ударов копьем, ни сломанных костей. Как будто его старались не убить и даже не поранить, хотя он нагромоздил вокруг себя груды трупов: топор с грифами взял свое, прежде чем сопротивление Хая сломили.
В первую ночь на привале Хай с мыслью о побеге попытался осмотреться, но стоило ему чуть сдвинуть повязку с глаз, как сильный удар по лицу остановил его. Его покормили вареным зерном и куском полусырого мяса. Хай ел с аппетитом.
Утром выступили до рассвета, и когда Хай почувствовал на щеке тепло солнечных лучей и увидел сквозь повязку свет, он молча воздал хвалу Баалу и попросил своего бога о помощи.
Позже в тот же день он почувствовал, что почва под ногами выровнялась, они шли как будто бы по равнине. Пахло коровьим навозом и дымом, слышались голоса. Топот его сопровождающих и шорох одежды постепенно утонули в гомоне и шуме движения большого количества людей. С ними смешивалось мычание, блеяние, воздух дрожал от звуков. Жизнь кипела, как в огромном муравейнике. Он понял, что попал в очень людное место.
Наконец его остановили. Он стоял на горячем солнце, усталый, испытывая жажду, кожаные ремни врезались в кожу рук, болели ушибы на теле. Время тянулось медленно, окружающие чего-то ждали.
Наконец послышался громкий голос, и Хая пронизала нервная дрожь. Голос на венди спросил:
— Кто ищет льва с железной лапой, кто ищет птиценогого?
Хай молчал, ожидая указаний, как себя вести; к своему удивлению, он почувствовал прикосновение прохладного железа, и ремни на руках разрезало лезвие. Он потер пальцы, морщась от прилива крови. Потом поднял руки к повязке, ожидая удара, но его не последовало, тогда Хай снял ее и неуверенно замигал в ярком свете солнца.
Его глаза быстро привыкли к свету, и он пережил настоящее потрясение. Он стоял в центре обширной равнины, в форме слегка вогнутой чаши, окруженной низкими холмами.
Если не считать круга в сто шагов шириной, в котором стоял Хай, всю равнину заполняли черные воины. Хай в страхе смотрел на это множество и не мог даже приблизительно определить их численность. Он никогда не поверил бы, что земля способна выдержать столько людей — им не было числа, как в кошмаре, и эту нереальность усиливала угрожающая неподвижность черных орд. Только перья их головных уборов слегка шевелились в горячем полуденном воздухе.
Жара и давление окружающей толпы грозили задушить его, и он в отчаянии огляделся, ища способа спастись. Рядом с ним стоял Сторч, на плече он держал топор с грифами. Хай почувствовал укол гнева из-за его предательства, но почему-то сейчас оно не казалось важным.
Сторч смотрел не на него, а на группу военачальников венди, стоявших возле небольшого возвышения в конце свободного пространства. Оно пустовало, но привлекало всеобщее внимание, как сцена перед началом представления.
Снова послышался голос:
— Кто ищет Большого Черного Зверя, кто охотится на льва? Жаркая тишина и неподвижность длились еще несколько мгновений, затем чудовищная толпа зашевелилась и вздохнула: на помосте появился человек.
Высокий головной убор из перьев цапли и возвышение, на котором он стоял, делали его богоподобным. Мантия из шкур леопарда ниспадала до земли. Человек стоял неподвижно, как высокое дерево на шумящей травяной равнине, и громогласное приветствие владыке потрясло до основания землю и небо.
Сторч поднес к помосту топор с грифами и положил у ног царя, потом попятился, и царь посмотрел на Хая через пространство, разделявшее их.
Хай взял себя в руки и, стараясь не обращать внимания на боль в теле и не хромать, подошел к возвышению и посмотрел на Манатасси.
— Мне следовало догадаться, — сказал он по-пунически.