Птица солнца

Во дворе что-то мелькнуло и исчезло в доме, Хай побежал следом, споткнулся о подушку и растянулся во весь рост, опрокинув скамеечку, на которой стояла амфора с вином и чашки. Они с грохотом разбились, вино разлилось по глиняному полу. Из темноты возле дома донесся издевательский смех; Хай с трудом поднялся и бросился вперед. На фоне освещенной двери собственной спальни он увидел силуэт фигуры в плаще.

– Подожди! – крикнул он. – Кто ты?

На шум прибежали перепуганные рабы, вооружившиеся наспех.

– Уходите! – яростно крикнул им Хай. – Если вы… если я кого-нибудь увижу до утра в доме, выпорю!

И они ушли к себе, ничуть не встревоженные угрозой. Пока не исчез последний из них, Хай сохранял достоинство, потом кинулся к двери спальни.

Там, на низком столике у ложа, горела лампа. Прикрученный фитиль давал кружок тусклого света, оставляя почти всю комнату в тени. Возле лампы стояла женщина в плаще. Она стояла неподвижно, лицо ее было совершенно скрыто капюшоном, но Хай уловил отражение света в ее глазах.

Хай одним махом одолел полкомнаты, но не в ту сторону. Он повернулся к женщине, и в этот миг та наклонилась и задула лампу. Комнату наполнила тьма, и очередной прыжок Хая закончился у стены. Он собрался с силами – теперь он быстро трезвел – и присел у стены, прислушиваясь.

Уловив шорох одежды, он прыгнул. Пальцы его ухватили край плаща. Приглушенный вскрик, и материя выскользнула у него из рук. Хай выругался и широко расставил руки, как слепой.

Он почувствовал рядом движение, легкое дыхание, мягкий шелест. Быстро протянул руку, и пальцы коснулись гладкой кожи. Он ощутил прикосновение к голой спине, к выпуклостям ягодиц. Негромкий смешок, и гостья вновь исчезла. Хай застыл. Сердце колотилось о ребра. От мгновенно возникшего физического влечения закружилась голова.

Женщина сбросила плащ. Он был наедине с ней, увертливой, как щука, и нагой, как новорожденная. Точно крадущийся леопард, он устремился за ней, раздеваясь на ходу, пока не остались только серьги. Он был гол, как его страсть.

Теперь она впала в панику в темноте, не в силах унять свое шумное дыхание и нервный смешок. Хай охотился за ней по слуху, загоняя в угол у ложа.

Она опять чуть не сбежала, нырнув под его руку, но он успел обхватить ее стан и без усилий поднял. Она завизжала, вырываясь, как пойманное животное, застучала кулаками по его лицу и груди.

Он отнес ее на груду шкур – свою пышную постель.

Хай проснулся с ощущением покоя и счастья.

Тело его расслабилось в истоме, но мозг работал четко. В комнату пробивались первые розовые лучи рассвета, с озера доносились крики птиц.

Он приподнялся на локте и посмотрел на девушку, спавшую рядом на смятой постели. В тепле весенней ночи она отбросила покрывало. Волосы на ее висках увлажнились, мелкие капли пота выступили над чуть выпяченной верхней губой. Глаза были закрыты, и спала она так легко, что ее дыхание едва шевелило лежавшие на щеках мягкие темные волосы.

Руки она закинула за голову, отчего удивительно большие груди расплющились – полные, круглые, большие для такого длинного стройного тела, с сосками все еще красными от ночных ласк. Кожа у гостьи была гладкая, светлая, чуть желтоватая, и на ее фоне четко выделялись завитки волос под мышками и внизу живота.

Хай сразу рассмотрел все это и лишь потом взглянул на ее спокойное сонное лицо.

И онемел, не веря своим глазам, объятый благоговением и суеверным ужасом.

Девушка открыла глаза, увидела его и улыбнулась.

– Да благословит тебя Баал, избранник бога, – негромко сказала она.

– Танит! – выдохнул Хай.

– Да, мой господин. – Она по-прежнему улыбалась.

– Кощунница, – прошептал Хай. – Ты оскорбила богиню.

– Отказаться от моей любви к тебе значило бы оскорбить самою мою природу. – Танит села в постели и без всяких угрызений совести, как ни в чем не бывало поцеловала его.

– Любви? – переспросил Хай, на мгновение забыв все свои опасения.

– Да, мой господин, – ответила Танит и снова поцеловала его.

– Но… – Хай начал заикаться, залившись краской. – Но как ты можешь любить меня?

– А как я могу не любить, мой господин?

– Но мое тело… моя спина…

– Твою спину я люблю, потому что она часть тебя, часть твоей доброты и мудрости.

Он долго смотрел на нее, потом неуклюже обнял и погрузил лицо в ее ароматные волосы.

– О Танит, – прошептал он. – Что же нам делать?

Стоя на вершине холма, Хай ждал своего бога. Внизу шевелился лагерь. Доносились приглушенные звуки – это 6 000 человек готовились к охоте. Воины легиона Хая, и царская свита, и рабы, и женщины, и слоны, и обоз с поклажей. Неудивительно, что лагерь занял всю долину по обеим берегам небольшой речки, которая, петляя, спускалась с холма. В тридцати милях к северу, разлившись в своем жарком и негостеприимном русле, текли зеленые медленные воды большой реки. Там стоял один из легионов Ланнона; вот уже четыре дня воины старались вспугнуть пасущихся там слонов.