Птица у твоего окна (СИ)

Все те дни он прожил в каком-то подавленном состоянии, потом его переполняла ненависть к Янису, но тот исчез, растворился во мраке, откуда был родом...

Мать Мальвины куда-то уехала. Сергей в вуз поступать не стал, а пошел в автошколу, позже сев за руль старенького заводского Газа.

Он прекрасно помнил тот день, когда пришла повестка, будто протрубила труба. Он как раз шел с просмотра американского боевика с погонями, трюками и длинноногими красотками. Держа в руках маленький листик с предложением явиться на сборный пункт, он еще не знал, что попадет в Афганистан, а сердца спала тяжесть, стало легче на душе, появилась какая-то цель в жизни.

Через две недели поезд увозил его куда-то далеко, в неведомое. Прощаясь с городом и вспоминая былое, Сергей чувствовал острую щемящую грусть.

***

Отца он будто не узнал – тот как-то округлился, снизился, разжирел. «Постарел отец, – думал Сергей. – А ведь он когда-то гордился своей внешностью. Где же его начальственный лоск, гордая постава головы, взгляд свысока? Все куда-то ушло, кануло … Разве что чуть надменности осталось в этих плотно сжатых губах…»

Отец обнял его и заплакал, и Сергей чувствовал его полное, обрюзгшее, теплое, пахнущее мылом и свежестиранной майкой тело.

– Маша! – хрипел отец. – Быстро сюда! Радость, то какая у нас сегодня! Сын из армии вернулся. Из самого пекла, слышь, целый… Накрывай на стол!

Колыхнулось мощное рубенсовское тело в ярком халате, полное, сонное, улыбающееся лицо, бигуди в волосах.

Он не целовал ее, только кивнул. Для него она была никто. Развод отца Сергей пережил сравнительно легко, но мать часто видел во снах. Присутствие в доме чужой женщины тяготило его. При ней он чувствовал себя неловко, стесненно, хотелось куда-то уйти, спокойно поговорить с отцом.

Квартира после долгого отсутствия показалась ему маленькой и печальной.

Вот стол, за которым он занимался, вот книги, которые он любил, вот модель корабля, им собранная – и все это переставлено, изменено, чувствовалась чужая хозяйская рука, и это вызывало печаль.

Собрались на кухне. Отец после поверхностных вопросов и дружеских похлопываний по плечу, сразу как-то вырос, напустил строгость, слушая рассказ Сергея, а Маша глуповато улыбалась полной улыбкой, поддакивала и подкладывала тушеную картошку с мясом.

– Кушай, кушай, Сереженька, вон какой худой… Одни кости…

Выпили, закусили.

Потом долго стояли на балконе, вдыхая утреннюю прохладу, наблюдая колыхающиеся верхушки деревьев. Отец сказал:

– Отдохнешь немного, а потом я тебя в таксопарк пристрою. Как, пойдет? ... Есть там у меня верные люди. На «Волге» – то сумеешь?

– Да ты, отец, не бегай, не суетись, не проси. Я могу и снова на грузовичок пойти, в армии ко всему привыкаешь.

– И охота тебе зимой под машиной валяться! Дадут ведь какую-нибудь развалину. А здесь дело верное и заработать прилично можно. А там. глядишь, и в партию, и по служебной лестнице продвинуться можно.

Сергею не хотелось разочаровывать старика.

– Посмотрим.

День входил в свои права. Ван-гоговское солнце, ослепив, уползло на небо. По тротуару бежали школьники, спеша на зов звонка. Из окна доносилась веселая музыка, знаменующая собой приход свободы.

***

Днем Сергей прошелся по городу, ощущая на себе непривычную, не дисциплинирующую гражданскую одежду.

Город был наполнен гулом, сутолокой прохожих, равнодушными машинами и комфортом. От последнего Сергей уже успел отвыкнуть.

Витрины блистали на солнце. Он шел, бесцельно рассматривая какие-то вещи, задумчиво листая книги у лотков, что-то покупал, складывая в большой пакет. В парке на скамейке он рассматривал купленные книги и журналы.

Ходили голуби, сидела пожилая пара, а он вспоминал измученное лицо Мальвины. В голове бежали страшные мысли: «Найти бы этих мерзавцев, торгующих смертью, распоряжающихся, как игрушками, судьбами людей, достать всех этих сволочей и казнить, казнить всех лютой казнью… Месть, месть и только месть!»

Он выпил на углу в пивном автомате пива и подошел к остановке.

В автобусе его поразила сцена. Здоровый, наглый молодой детина в футболке и спортивной куртке, растолкав пассажиров, плюхнулся на сиденье, тут же раскинув крепкие ноги в спортивных брюках, пожевывая жвачку.

Толпа напирала. Какая-то женщина нависла над сидящим здоровяком. Тот заорал:

– Куда прешь на ноги, сука, повылазило?

Зажатая женщина, едва державшаяся на ногах, извинительным тоном ответила:

– Простите, но меня ведь тоже толкают.

– Толкают! А мне что за дело до того, что тебя толкают! Корова!

Сергея больно укололо внутри. Он дотронулся до плеча парня:

– Вы бы лучше место уступили!

– Что? Ротик свой прикрой, адвокат. Я сюда первый сел!

– Встаньте, – только сумел выдавить из себя мрачный Сергей.

– Да ладно, козел, варежку закрой! Едешь, ну и едь! Тоже мне нашелся, учитель.

Кровь ударила Сергею в голову, рука сжалась в кулак на здоровом плече мужчины. Затрещала куртка.

– Сейчас ты встанешь, сволочь, – прошипел он.

– Не нужно, не связывайтесь – встревоженно сказала женщина.

– Исчезни! – заорал мужчина, ударив Сергея по руке и дернув плечом. Этого было достаточно.