Птица у твоего окна (СИ)

Таня идет по аллее и слышит автомобильный сигнал. Они едут в гости к знакомым, и она так не хочет туда ехать, ибо чувствует, что там ей будет скучно. Вновь какие-то серые люди, выпив, будут пошло острить, неуемно сыпать анекдотами, в лучшем случае – вести очередные длинные и скучные разговоры о ценах, машинах, дачах, шмотках, деньгах. Вновь будут сплетни, а потом карты, а после недовольный Валерий будет выговаривать ей в машине, почему она такая грустная. И вновь она наденет маску, будет улыбаться, скажет, что она просто устала, а так в общем – все в порядке. Она не сможет объяснить, что ей хорошо только с теми людьми, которые кажутся ей интересными… Нет, он все – таки совсем другой. Очень далекий…

– Таня! Ну, долго ты там?

– Уже иду, Валера, иду.

– Да что там можно смотреть? Вот поедем к Вите видик смотреть. Вот это класс! Отличное американское кино!

– Ой, меня это как-то не очень интересует… Ну ладно, иду…

Таня аккуратно села и захлопнула дверь машины, отчего взлетели и закружились легкие снежные пушинки. Заурчал мотор, заработали «дворники», медленно стал удаляться парк. Парк ее детства, ее юности…

– Что снова такая грустная?

– Не знаю. Хотя, в общем-то, мне хорошо. Погода хорошая.

– Ну, уж совсем, хорошая! Снегу навалило – не выедешь, колеса буксуют. Надо будет цепи на шины поставить. Ну, что опять голову опустила? Вот в музей пойдем скоро, ты просила…

– Спасибо, с удовольствием!

– Маман тебя не терроризирует этой кухней?

– Вчера учила делать тосты. Очень легко, тостер есть.

– Не строговато к тебе относится?

– Да нет, что ты. Это тебе так кажется. Все нормально. Смотри, как летят звездочки снега!

– Что? А снег… «Дворники» плохо работают. Курить не хочешь?

– Что ты, ты же знаешь, я никогда… Валера, ты уговариваешь меня вот уже какой день. То пить меня учил…

– Я хотел бы, чтобы моя жена все умела и все знала. Многие женщины из нормальных семей курят. Это считается модным.

– Значит те, кто не курит – из ненормальных семей? Под ненормальностью ты понимаешь скромность существования? Раз нет должности, человек рабочий, живет скромно, степеней и должностей не имеет то он уже низкий человек?

– Ну что ты сразу сердишься?

– Я работала на заводе и знала многих хороших, порядочных людей. Многие из них лучше и честнее, чем те, кто из семей аристократов.

– Я хочу, чтобы ты наконец-то забыла о том, что ты работала на заводе. И никогда не вспоминала об этом. Особенно при людях.

– Почему?

– Потому, что там работают люди, чей интеллектуальный уровень гораздо ниже нашего. Работяги, елки – палки! Пьяницы и лентяи!

– Ты не прав! Я тоже из не самой богатой семьи и знаю круг таких людей. Многие из них хорошие, достойные. Конечно, согласна, есть и пьющие, но это… общее горе. Не считаю, что работа на заводе как-то испортила меня, я даже горжусь этим.

Валерий примирительно рассмеялся:

– Вот ты, какая у меня, рабочая косточка… Ну ладно!

Он положил руку на ее плечо.

– Валера, а помнишь, когда у нас медовый месяц был, мы в Ялте видели, как женщина сразу две сигареты курила… Пожилая такая.

– Помню. Давай завернем сюда, я хотел бутылку купить. Не с пустыми же руками в гости.

Перед ними остановилась застывшая в цветных огнях витрина. Валерий вышел, хлопнув дверью, оставив за собой табачный запах, растворявшийся в нарядно-кожаном пространстве. Таня думала о том, как все ей это чуждо… Бардачок для мелких вещей, пепельница, кнопочка для зажигания света, блестящие приборы, хрустящие ремни, застывший драгоценным янтарем рычаг скоростей, модный журнал с кинодивой на обложке, оскаленное лицо лилипута, прикрепленное к стеклу, демонстрирующие разинутую пасть с колбасным языком всем, кто отстал… Она вдруг подумала, что он не вернется – так долго его нет, и как она будет искать его.

«Что за чушь?» – подумала она. – «Просто я никак не привыкну к этой новой жизни… Лезет же всякое в голову».

А за темными провалами окон все сыпал снег, наряжая белизной тротуары, деревья, дома, одевая в белое прохожих, становясь у витрин, под лучами электрических ламп красновато-желто-серебряным.

Валерия не было. Мимо проходили люди, косясь на машину. Тане стало жутко, она потрогала упругий руль, поджав губы.

Наконец-то появилась знакомая решительная тень, с продолговатым пакетом.

– А вот и я! Соскучилась? Взял почти – что по блату. Смотри «Фрамбойс» – малиновый ликер. Франция! Вот это цивилизация, смотри какая этикетка! А у нас вечно налепят какую-то ерунду. И бутылка из тонкого, нежного стекла!

– Хорошо. Еще не пила такого! Вкусное?

– А вот попробуешь! Двинули?

***

Вечером Таня склоняется над дневником. Она никому никогда его не показывает. Это ее мысли, ее душа. Таня нервно машет ручкой, припоминая события.

Из дневника Тани

16 января