Тяну нижний ящик слева. Заперто. Хватаю нож для вскрытия писем – их у Рассела тоже целая коллекция – и просовываю лезвие, пока Джулиан рыщет по комнате, распихивая бумаги и коробки. Ящик поддается, и тут я слышу:
– Нашел!
Джулиан прижимает к груди зеленый блокнот на пружинке. Я улыбаюсь и уже хочу встать, как вдруг замечаю внутри взломанного ящика сложенную красную футболку с мультяшной собакой, явно детскую.
– Это тоже твое? – спрашиваю я. Достаю футболку, и на пол падает что-то гладкое и черное. Флешка.
Джулиан, прищурившись, смотрит на красный кусок ткани.
– Да. Я ее помню. Хотя несколько лет не видел.
Зачем Расселу хранить в запертом ящике футболку Джулиана? И зачем аккуратно прятать в ней флешку? Джулиан продолжает рыться в коробках, а я прячу устройство в карман.
– Уходим.
Только дома я показываю Джулиану флешку. Вообще-то я не собирался ему ее демонстрировать, но достаю и спрашиваю:
– Твоя?
– Нет.
– Она была в кабинете у Рассела.
– Ты ее забрал?
– Она лежала в твоей футболке. – Джулиан растерян, но не особо обеспокоен. – Ты не против, если я взгляну, что на ней?
– Она не моя.
Я расцениваю это как разрешение и вставляю флешку в компьютер в гостиной. На большом экране появляется окно с множеством файлов, все видео. Щелкаю мышкой по самому старому.
Гостиная Рассела. Маленький дрожащий мальчик стоит спиной к камере. Рассел входит. Рядом с мальчиком он кажется гигантом. В руке у Рассела длинный тонкий прут.
Мне становится тошно.
– Снимай рубашку, – говорит Рассел.
Мальчик раздевается и хватает одну руку другой.
– Повернись.
Это я. Меньше и младше, наверное, лет девять или десять, но это я. Вижу свое искаженное страхом лицо перед ударом. Вижу свои полные боли глаза перед тем, как они зажмуриваются. Вижу, как я плачу. И первый раз вижу, как выглядит в этот момент Рассел.
– Он их записывал? – шепчу я. – Но зачем?
– Джулиан. – Адам произносит мое имя и замолкает.
Мальчик начинает кричать.
– Чтобы потом снова посмотреть?
Чувствую на себе взгляд Адама. Мальчик кричит громче.
– Боже. – Адам поспешно закрывает файл. Мы молча сидим и смотрим на белый квадрат с огромным списком записей.
– Удали их.
– Не могу, – говорит Адам. – Это доказательство. Нельзя просто…
– Пожалуйста.
– Надо показать это полицейским. – Он вынимает флешку.
– Отдай.
– Нет. – Его голос твердый, а в руке он держит предмет, на котором все мои секреты. На глаза наворачиваются слезы.
– Не показывай их никому. – Как представлю, что полицейские, следователи, судьи, да все, увидят, как я плачу, как я… Не хочу, чтобы кто-то на меня смотрел. – Некоторые видео будут хуже.
– В смысле?
– На некоторых… я… без одежды.
– Что значит – без одежды? Какого черта он с тобой творил?
Стыд становится невыносимым, мне будто душу вывернули.
– Джулиан. Что он сделал?
Я трясу головой и прижимаю пальцы к глазам.
– То же самое, – наконец отвечаю я. – То же, что ты видел… но без одежды. Пожалуйста, сотри их.
– Не могу. – Голос Адама срывается. – Я никому их не покажу, но и удалять не стану. Пока нет.
Экран теперь пуст, но я по-прежнему вижу то выражение на лице Рассела, которое появлялось, когда я отворачивался. Иногда лучше не знать, что происходит за спиной.
– Ты хочешь сам их посмотреть.
– Боже, нет. – Адам кривится, будто его сейчас стошнит. – Просто хочу сделать хотя бы одну умную вещь. Выбросить флешку глупо. Я ее придержу, на всякий случай.
– На какой?
– Если он вернется.
65
– В какой цвет ты хотел бы перекрасить комнату? – спрашивает мама Джулиана. У нее опять это странное, излишне радостное лицо, якобы она счастлива, а на самом деле волнуется.
Гостевая комната – а теперь комната Джулиана – до чертиков девчачья. Белая плетеная мебель, повсюду розовые и желтые ромашки, на стенах висят белые соломенные шляпы, как будто это какое-то украшение. Ну и в довершение бед, куча фотографий Варежки, ее старого персидского кота, в рамочках.
Джулиан оглядывает комнату.
– Не надо ничего менять.
– Ты уверен? – спрашивает мама.
– Все хорошо. В смысле, красиво. Спасибо, Катерина.
– Ничего не хорошо, – встреваю я. – Как можно тайком водить девчонок в такую комнату?
– Ох, Адам. – Мама веселится и хмурится одновременно.
А вот Джулиан растерян.
– Я не стану водить тайком девочек в эту комнату.
– Безнадежен, – вздыхаю я. – Мы все перекрасим.
Где-то в десять мама сидит на краю белой плетеной кровати и подтыкает Джулиану одеяло, будто ему пять лет. Но либо это его не смущает, либо он слишком вежливый. Еще не поздно, но я так устал, что тоже иду спать. Закрываю глаза, но не могу заглушить крики, что до сих пор звенят в ушах. И не могу не думать обо всех странных и очевидных вещах, которые следовало заметить раньше.
Например, постоянные «простуды» Джулиана. То, что дядя заставлял его брить ноги. Тогда я решил, что Рассел просто помешан на чистоте, но теперь… неужели он пытался сделать так, чтобы Джулиан больше походил на девочку? Или на ребенка? От обоих вариантов мне тошно.
Боже, я не могу заснуть. Что я делал, когда мучился бессонницей?
Я пытаюсь, я правда пытаюсь.
66