Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

В живописи меня привлекает то, что, затратив на картину столько же усилий, сколько на рисунок, ты возвращаешься домой с чем-то гораздо более выразительным и более приятным глазу. И при этом с чем-то более достоверным.

Одним словом, это более благодарное занятие, чем рисование. Однако непременным условием является умение строить пропорции и располагать на рисунке предметы.

Ошибешься в этом, и ничего не получится.

Я с нетерпением жду осени: к этому времени нужно непременно запастись красками и некоторыми прочими вещами. В особенности мне по душе тот эффект с желтыми листьями, на фоне которых очень красиво выделяются как зеленые стволы буков, так и фигуры.

На днях я читал в отрывках довольно грустную книгу – «Письма и дневник Герарда Бильдерса». Он умер в том возрасте, в котором я едва приступил к рисованию; читая о нем, я не жалел, что начал так поздно. Он действительно был несчастлив, и часто его недооценивали, но одновременно я отчетливо увидел, что он был чрезвычайно слабым человеком и в его характере было нечто болезненное. Его жизнь напоминает мне историю о слишком рано проросшем, неспособном противостоять морозу саженце, который увял, когда суровой ночью холод пробрал его до самых корней. Поначалу дела Бильдерса идут хорошо: он работает почти в тепличных условиях, стремительно развивается, но, попав в Амстердам, остается почти в полном одиночестве и, несмотря на свои способности, не может с этим справиться и наконец возвращается домой к отцу, совершенно подавленный, неудовлетворенный, потерявший интерес ко всему; там он еще немного пишет и в итоге умирает на двадцать восьмом году жизни от чахотки или иного недуга.

Мне не нравится в нем то, что, занимаясь живописью, он жалуется на невыносимую скуку и лень, словно это нечто непреодолимое для него, при этом он остается в том же самом, слишком тесном для него, кругу друзей, предается тем же развлечениям и ведет тот же образ жизни, который ему до смерти надоел. Иными словами, он мне симпатичен, но я с бо́льшим удовольствием почитал бы о жизни папаши Милле, Т. Руссо или Добиньи. Читая книгу Сансье о Милле, ты наполняешься бодростью духа, а от книги Бильдерса чувствуешь себя паршиво.

В письмах Милле всегда есть перечень трудностей, но он сопровождается словами: «J’ai tout de même fait ceci of cela»[122], и дальше следует описание чего-то другого, что он непременно собирается сделать и сделает. А у Бильдерса я слишком часто встречаю: «На этой неделе я пребывал в унынии и занимался мазней; ходил на такой-то или такой-то концерт или комедию, откуда вернулся в еще более отвратительном настроении, чем раньше».

У Милле меня поражает простота его слов: «Il faut tout de même que je fasse çeci ou ça»[123]. Бильдерс очень остроумен и забавно причитает о Manillas pointus[124], которых ему хочется и которые он не может себе позволить, о счетах от портного, которые он не видит возможности оплатить, он с таким юмором описывает свои переживания по поводу денежных вопросов, что ни он сам, ни читатель не могут удержаться от смеха.

Но с каким бы юмором ни описывалось все это, оно все равно приводит меня в уныние, и я испытываю больше уважения к бытовым трудностям Милле, который говорит: «Il faut tout de même de la soupe pour les enfants»[125], не упоминая Manilla’s pointus или развлечения.

Я хочу сказать следующее: в своих взглядах на жизнь Г. Бильдерс был романтиком и не смог справиться с утратой иллюзий, а я считаю определенным преимуществом то, что начал лишь тогда, когда все мои романтические иллюзии остались в прошлом. Теперь я должен наверстывать упущенное и усердно работать, а работа остается единственной потребностью и одним из немногих удовольствий, когда время иллюзий осталось позади. И благодаря этому ты испытываешь полное умиротворение и покой.

Жаль, что даже если я буду что-нибудь посылать тебе время от времени, скорее всего, пройдет целый год, прежде чем ты увидишь сразу все мои работы и мы сможем обсудить, что и как следует делать. Уверяю тебя: то, что я нарисовал сейчас, принесет свою пользу. Возможно, у меня получится то, что не вышло в январе.

Главное, не думай, что я безразлично отношусь к возможности заработать: я намереваюсь пойти по кратчайшему пути в этом направлении.

При этом речь идет о настоящих и постоянных заработках, на которые я смогу в будущем рассчитывать только при условии, что мои вещи станут чем-то стоящим благодаря серьезному изучению природы, но не в том случае, если буду работать только ради продаж: впоследствии это вызовет горькие сожаления.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное