Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

Я собираюсь заказать фотографии нескольких рисунков в том формате, который обычно используют для портретных снимков, или чуть побольше (хочу понять, как они будут смотреться, если их уменьшить), у мастера, который сделал фотографии рисунков Тер Мейлена, дю Шателя и Зилькена. Он возьмет за это 75 центов – недорого, правда? Пока что я закажу «Сеятеля» и «Резчиков торфа»: на первой вещи изображена одна крупная фигура, а на второй – много небольших. Если все получится, то позднее, когда у меня будут новые рисунки, я смогу послать тебе фотографии, чтобы ты показал их, например, Бюго – вдруг он сможет показать их в редакции. Тогда я смогу послать туда те рисунки, которые они сочтут подходящими для печати, или нарисовать копии на их бумаге.

Еще раз кланяюсь тебе, Тео, всего хорошего.

Напиши поскорее. Я закажу фотографии, ведь мы должны быть всегда на шаг впереди при общении с такими, как Бюго и Ко; мне нужно хотя бы немного зарабатывать, чтобы создавать что-нибудь новое и вновь писать картины, потому что сейчас мне хочется именно этого.


У Мауве случилась размолвка не только со мной, но, к примеру, и с Зилькеном. Я лишь недавно познакомился с его гравюрами и только что видел снимки его рисунков у фотографа. Оставляя в стороне наши с ним отношения, я решительно не понимаю, что Мауве имеет против Зилькена. Его рисунки прекрасны, и в них нет никаких недостатков, это все капризы Мауве.


И наконец, я считаю, что со стороны К. М.[181] было довольно невежливо не прислать ни строчки в ответ на мое письмо, притом что я потратил немало усилий на два наброска предполагаемых рисунков.

Таким же неучтивым я нахожу поведение Терстеха, который, несмотря на мои попытки растопить лед между нами, так и не навестил меня. Разговоры о том, что он очень занят, – просто чепуха, потому что дело не в этом: за целый год мог бы найти время и зайти ко мне.


Добавлю еще полстраницы, чтобы рассказать о Брабанте. Среди фигур, нарисованных мной там, встречается несколько особенных типажей из народа, которые многим могут показаться ветхозаветными не только по внешнему виду, но и по той манере, в которой они изображены: например, землекоп, которого скорее можно встретить на резных деревянных скамейках готических церквей, чем на современных рисунках. Я очень часто вспоминаю о брабантских фигурах, потому что отношусь к ним с чрезвычайной теплотой.

Я очень хотел бы нарисовать вот кого – мне кажется, я смогу сделать это, если модель будет терпеливо позировать: папу на тропинке посреди заболоченного поля; четкая фигура с присущими ей характерными особенностями и, как я уже говорил, поле в коричневых тонах, через которое пролегает узкая белая песочная тропа, а также небо, прорисованное ровно и со страстью.

Кроме того, я хотел бы изобразить маму, например в осеннем антураже или на фоне живой изгороди с засохшими листьями и чтобы она при этом держала папу под руку.

Мне хотелось бы иметь фигуру папы к тому времени, когда я приступлю к работе над сельскими похоронами: я собираюсь непременно сделать это, хотя от меня потребуются немалые усилия.

Если забыть о не относящихся к делу разногласиях во взглядах на религию, то фигура бедного сельского пастора для меня – одна из самых привлекательных среди всех, которые существуют, и я буду не я, если однажды не возьмусь за нее.

Когда ты приедешь, нужно будет обсудить, как устроить мою поездку в Брабант. Увидев мои рисунки, например обитателей богадельни, ты поймешь, каков мой замысел и какого эффекта я стремлюсь добиться.

Моя цель – создание вещей, которые будут понятны не всем: для отображения истинной сути фигуры я буду изображать ее в упрощенном виде и намеренно игнорировать детали, которые на самом деле не имеют отношения к ее характеру и выглядят случайными. Например, это будет не портрет папы, а скорее образ бедного сельского священника, который навещает больного. То же самое – с парой, двумя людьми, стоящими рука об руку у живой изгороди: если мои надежды оправдаются и родители согласятся позировать мне, то, скорее всего, это будет не их портрет, а образ мужчины и женщины, которые вместе состарились и сохранили любовь и верность. Только нужно будет объяснить им серьезность моего замысла, ибо сами они вряд ли поймут его, заметив отсутствие явного сходства с собой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное