Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

Но речь сейчас не о том, чтобы рассчитать это, а, как сказано выше, о том, что следует составить план на ближайшие пять–десять лет.

Я не намерен беречь себя, избегая волнений и трудностей; долго ли, коротко ли я проживу – мне безразлично. К тому же я несведущ в вопросах своего физического здоровья, в отличие, например, от того же врача. Так что я продолжу жить в неведении, но одну вещь буду знать наверняка: за несколько лет я должен закончить определенную работу. Я не буду слишком подгонять себя, потому что от спешки мало проку, но я должен ПРОДОЛЖАТЬ работать, сохраняя полное спокойствие и безмятежность, как можно более регулярно и сосредоточенно, как можно более четко. Мир касается меня лишь настолько, насколько я чувствую себя виноватым и в долгу перед ним, потому что до тридцати лет я бродил по этой земле и в благодарность хочу оставить по себе память в форме рисунков или картин, созданных не для того, чтобы угодить поклонникам того или иного направления, а для того, чтобы выразить в них искреннее человеческое чувство. Итак, творчество – вот моя цель, и когда я сосредоточиваюсь на этой мысли, все остальное, то, чем я занимаюсь или откладываю до лучших времен, упрощается до такой степени, что хаос уступает место порядку, и все, что я делаю, подчиняется единому порыву. Сейчас моя работа идет медленно, поэтому тем более не стоит тратить время впустую.

Гийом Регаме, по-моему, был одним из тех, кто не добился особой славы (как ты знаешь, есть два Регаме: Ф. Регаме – его брат, пишет картины на японские сюжеты), но его личность все-таки вызывает у меня уважение. Когда он умер, ему было всего 38 лет, и шесть-семь из них он (за редким исключением) посвятил именно рисункам в совершенно особенном стиле, созданным тогда, когда ему было физически тяжело заниматься этой работой. Он один из многих – очень хороший мастер в череде многих славных мастеров. Я упомянул его не для того, чтобы сравниться с ним – я не так хорош, как он, – но для того, чтобы привести пример самообладания и силы воли, которые в трудную минуту указали путь художнику и помогли найти равновесие при создании прекрасных произведений.

Таким я вижу и себя – мне нужно в течение нескольких лет создать то, во что я вложу сердце и душу, и мне поможет в этом сила воли. Если мне суждено прожить дольше, tant mieux, но я не думаю об этом. За оставшиеся годы НУЖНО ЧТО-ТО СОЗДАТЬ, и именно с этой мыслью я строю планы дальнейшей работы. Теперь ты лучше понимаешь, почему я хочу приложить максимум усилий. Одновременно с этим я решительно настроен использовать более простые средства. И возможно, ты поймешь, что я не воспринимаю свои этюды как отдельные произведения, но всегда рассматриваю их как часть целой картины.

375 (312). Тео Ван Гогу. Гаага, суббота, 18 августа 1883

Дорогой брат,

придя домой, я прежде всего ощутил потребность попросить тебя кое о чем – уверен, это необходимо просто потому, что ты увидишь, как совпадают наши намерения. Вот эта просьба: не подгоняй меня там, где нам не удалось разобраться в этот раз. Ведь мне потребуется некоторое время, чтобы принять решение. Что до моей холодности по отношению к папе, хочу поведать тебе одну историю, раз уж ты об этом заговорил.

Около года назад папа приехал в Гаагу – впервые после того, как я покинул наш дом, ища покоя, которого у меня там не было. Разумеется, я уже тогда был с Христиной и сказал ему: «Папа, я никого не виню в том, что мое поведение выглядит скандальным, но с учетом общепринятых норм будет лучше, если я сам стану избегать тех, кто, по моему мнению, стыдится меня.

Вы прекрасно понимаете, что я не хочу усложнять вам жизнь, и, пока у меня все не устроится и я не добьюсь успехов, не будет ли лучше, если я не стану вас навещать?» Если бы папа ответил что-то вроде: «Нет, не преувеличивай», мое отношение к нему было бы более теплым, но его ответ прозвучал как нечто среднее между «да» и «нет»: «Ах, поступай как знаешь».

Итак, понимая, что они более или менее стыдятся меня, и памятуя о твоих рассказах, я не вел регулярной переписки с папой, да и он писал мне нечасто, к тому же ни мои, ни его послания были не особенно задушевными. Это должно остаться между нами, я привожу этот пример для объяснения, а не для того, чтобы ты делал выводы. Вместо того чтобы навязывать себя и хвататься за руку того, кто протягивает нам лишь палец, нужно пренебречь рукой, которая была нам предложена не полностью и не от чистого сердца. То есть по собственной воле покинуть то место, где тебя не выносят.

Был я прав или нет – откуда мне знать? Между мной и тобой существует связь, которая со временем может только окрепнуть, если мы будем усердны в делах своих, и эта связь – искусство, и я питаю надежду, что мы сохраним взаимопонимание, несмотря ни на что.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное