Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

Я опасаюсь, что сказал тебе насчет работы то, что стоило сформулировать иначе, и у меня появилось смутное чувство, что я тебя расстроил, так как перед самым отъездом у нас что-то не заладилось.

Надеюсь, все разрешится само собой.

По поводу работы: с тех пор как я обратил внимание на ограниченность художественных средств, она отчетливо видна мне во всем. Я бы обеспокоился (я подмечал это среди прочего в первых работах многих симпатичных мне художников), если бы не считал это естественным следствием усилий, которые приходится прилагать для преодоления первых трудностей. И, оглядываясь на последние годы, я вижу, сколько преград стояло на моем пути. Когда я преодолею все эти трудности, в моем творчестве, надеюсь, настанет новая пора.

Эта ошибка настолько распространена и исправить ее настолько необходимо, что нам следует незамедлительно принять меры, которые позволят со временем спокойно трудиться. Итак, придется поработать над этим, иначе все останется таким, как раньше. Мое состояние соответствует моей работе, и ты должен это в определенной мере учитывать. Я не понял, считаешь ли ты, что мне нужно повидаться с такими художниками, как, например, Херкомер, Грин или Смолл, сейчас, или подождать с этим до тех пор, пока я и мои работы не придут в более спокойное и уравновешенное состояние. Я бы предпочел последнее. Возможно, мое мнение на этот счет вскоре изменится, однако сейчас мне не хотелось бы погружаться в запутанные лондонские дела. Насчет того, что ты говорил перед отъездом о моей манере одеваться и т. д. – надеюсь, ты не забыл, о чем я, – я нахожу это небольшим преувеличением. Если бы твое замечание было справедливо, я первым признал бы свою ошибку, однако мне кажется, что это все отголоски старого скандала, которые идут скорее из прошлого, чем из настоящего, и не имеют ничего общего с действительностью, кроме тех случаев, когда я работаю в мастерской или вне ее.

Не торопи меня в этом деле, если хочешь, чтобы я все правильно понял. Этот год я провел, так сказать, вне всякого круга общения.

И, по правде говоря, я не придавал значения тому, во что я одет.

Если дело лишь в этом, то все легко изменить, потому что благодаря тебе у меня теперь есть новый костюм.

Только мне очень хотелось бы, чтобы люди прощали мне подобные слабости, не вдаваясь в их обсуждение.

Если я сержусь по этому поводу, то потому, что слишком часто слышал подобные упреки; в один день я одет хорошо, в другой – хуже, и это напоминает известную тебе историю про крестьянина, его сына и осла, мораль которой в том, что людям сложно угодить.

Я не очень разозлился на тебя, скорее удивился, ведь тебе известно, сколько неприятностей обрушилось на меня из-за этого и то, что это стало поводом для сплетен, которые не исчезнут, что бы я ни делал. Как бы то ни было, ты обеспечил меня новым костюмом, кроме того, у меня есть старый, все еще вполне достойный на вид, так что пока мы можем не возвращаться к этому вопросу.

Если бы я преуспел настолько, что мои картины начали бы пользоваться большим спросом, то я не задумываясь предложил бы тебе стать распорядителем всех моих дел: я совершенно не желаю заниматься продажами и моя жизнь проходит вне подобных кругов.

Пока что я, к сожалению, не могу просить тебя об этом, и здесь нет твоей вины, но я заклинаю тебя запастись терпением ради наших общих интересов и ради сохранения мира между нами. Я ужасно сожалею, что осложняю тебе жизнь. Возможно, все еще наладится, но если тебе действительно станет невмоготу, скажи мне об этом откровенно: лучше я брошу все, чем позволю тебе нести непосильную ношу. Тогда я сразу отправлюсь в Лондон на поиски работы – не важно какой, пусть даже работы носильщика, – и оставлю искусство до лучших времен, по крайней мере, до тех пор, пока у меня не появятся своя мастерская и возможность писать.

Оглядываясь в прошлое, я вновь сталкиваюсь с теми же самыми, не до конца решенными для меня роковыми вопросами, которые имеют отношение к событиям, произошедшим с августа 1881 по февраль 1882 года. Именно поэтому я то и дело упоминаю одни и те же имена, что, кажется, удивляет тебя.

Дорогой брат, воспринимай меня как обычного художника, который сталкивается с обычными трудностями, и не думай, будто с наступлением сложных времен происходит нечто особенное. Я хочу сказать, не представляй будущее в черном или белом цвете, продолжай верить в серые тона.

Я сам следую этому правилу, и когда отклоняюсь от него, сразу вижу, что совершаю ошибку.

Кланяюсь тебе.

Твой Винсент

Что касается отношений с Син, я не сомневаюсь, что ты поймешь меня, если я не буду форсировать события.


Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное