Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

— Неужели ты хочешь скрестить со мной клинки из-за пленника, которого видишь в первый раз в жизни? процитировал полковник Руатта, демонстрируя хорошее знание классики. Это был диалог Индры и Ашурран из «Записок об эльфийской войне». «История Ашурран-воительницы» Белет-Цери тогда еще не была написана. Парень мало похож на чистого эльфа, и невинным, ты уж мне поверь, его не назовешь. Чью там честь ты собрался защищать?

— Честь криданского офицера, все так же спокойно ответил Даронги.

Опасно близко к прямому оскорблению! Румянец гнева запылал на щеках Рудры. Теперь и ему захотелось взять в руки шпагу и хорошенько проучить зарвавшегося штабиста. Если Даронги забыл, кто тут боевой офицер, превосходящий его в мастерстве фехтования на пару порядков, он ему живо напомнит. Как нарочно, и шпаги для поединка оказались под рукой, в палатке. Посылать за ними, наводя подчиненных на ненужные подозрения, полковник бы не рискнул. Пока принц писал формальный вызов, Руатта нашел потертый кожаный футляр и проверил оружие. Защитные колпачки на острия в футляре имелись, но полковник их отложил. В отсутствие секундантов было бы затруднительно установить победителя без наглядного доказательства в виде легкой царапины. Тем более, оба жаждали крови и никогда прежде не стеснялись пускать ее друг другу. До сих пор, правда, без использования холодного оружия.

Впрочем, Рудра собирался победить даже без пролития крови. Выбить шпагу у принца, например. А потом прижать ему лезвие к горлу, как в тот, самый первый, сладостный раз, когда он взял своего принца силой прямо на полу его собственной спальни! Может, как раз на это Даронги и нарывался.

Степняк молча хмурился в своем углу. Смысл их приготовлений был очевиден, даже притом что варвары смеялись над дуэльными шпагами, называя их иглами для шитья. Но сами степняки вообще выходили на поединки голышом, без оружия, и стремились не столько отметелить друг друга, сколько оттрахать. Рудра невольно подумал, что недалеко от них ушел. Обвинения Даронги так язвили именно потому, что в них было немало правды. Кавалеристы переняли слишком много степных обычаев, и отнюдь не самых лучших. Но не дело штабному офицеру, не пролившему ни своей, ни чужой крови, указывать им, что делать, пусть он сто раз наследный принц. Даже короли не вмешивались в военные дела, кроме тех редких в истории случаев, когда сами являлись верховными главнокомандующими. Мысль эта ожесточила сердце Рудры. Он слишком привык за время войны в степи ни перед кем не держать ответ. Ни перед кем. Ни за что.

Рудра поставил на бумаге оттиск своей печати, в знак того, что принимает вызов. Принц был бледен, под глазами залегли глубокие тени, и сами глаза все еще были темными, как грозовая туча. У Рудры, напротив, пылали щеки от лихорадочного, злого румянца, выступавшего в минуты ярости. Глаза его блестели остро, колко, как битое стекло. Одним взглядом он остановил степняка, вскочившего было на ноги. Тот застыл, чуть подавшись вперед, выставив перед собой руку, будто хотел что-то сказать, остановить их и не знал, как. Таким его Рудра и запомнил.

Они вышли, держа шпаги как можно небрежнее и стараясь выглядеть как обычно. Ординарцу Рудра шепнул:

— Собираюсь показать принцу пару новых приемов. Мы пойдем за коновязь, а ты проследи, чтобы не было лишних глаз. Ни к чему подданным видеть, как его высочеству надерут задницу. Будут спрашивать меня скажи, что отдыхаю.

Ординарец был понятливым и верным. По лицу его не промелькнуло никакой многозначительной ухмылки. Он только вытянулся и щелкнул каблуками. День едва перевалил за полдень, большинство солдат и офицеров прятались в палатках от жары и пыли. Никаких лишних глаз не предвиделось. Просто удивительно, что никто не обратил ни малейшего внимания, как среди бела дня наследный принц и командир кавалерийского полка идут по лагерю с дуэльными шпагами в руках. Почему никто не окликнул их, не отвлек разговором, не остановил? Ну да, потому что они были наследный принц и полковник кавалерии, и выше их по чину и положению не было ни единого человека отсюда до самого Трианесса. И потому, что связь их, далекая от канонов благопристойности, не раз давала поводы к скандальным пересудам. К тому же, в глазах кавалеристов любовный пыл прекрасно сочетался со звоном клинков.

За коновязью была небольшая ложбинка, дающая укрытие и от солнца, и от чужих взглядов. Оба сбросили мундиры на траву, оставшись в штанах и рубашках. Рудра жадно посмотрел на белую шею принца в расстегнутом вороте и мысленно пообещал себе, что исполосует рубашку в клочья. И обратно Даро будет возвращаться в мундире на голое тело. И идти ему будет неудобно и больно, уж Рудра постарается. Если бы он знал, что принцу не суждено было выйти с места поединка своими ногами!