Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

Все шумели, одновременно говоря о тысяче разных вещей. Он задавал вопросы и тут же забывал, что ему ответили. Главное, впрочем, он уяснил: кавалер Руатта был спасен и благополучно доставлен в Криду. Где он сейчас, Итильдину объяснять было не надо. Таэсса все порывался уйти и утащить Фэйд, чтобы оставить их втроем, что проистекало вряд ли от деликатности натуры скорее от смущения перед родителем и тем более перед Кинтаро, которого юный полуэльф побаивался с детских лет. Но Фэйд невозможно было бы уволочь оттуда даже впятером, тем более что никто не был против. Альва, уже способный с юмором воспринимать приключения у степных воительниц, рассказывал пикантные подробности, уверял, что Фэйд невероятно пошел бы алый плащ и доспехи из красной стали, и каждые пять минут повторял:

— Единый Боже, вы будто в Арриане родились, сударыня Фэйд, а не в королевском дворце!

На что Фэйд смеялась:

— Если б там было хорошо, в этом Арриане, то почему же Ашурран дала оттуда деру, а, дядюшка?

Таэсса заметно дулся, потому что привык сам быть центром всеобщего внимания. И вообще ему было неуютно в компании своего великолепного отца, с которым его назойливо сравнивали с пятнадцати лет. Тем более что кавалер Ахайре тоже заметно растерялся, увидев вместо серьезного малыша эдакую райскую птицу с шикарным оперением. Но годы придворной жизни у кавалера Ахайре даром не пропали, и навык покорять сердца никуда не исчез. Он поцеловал Таэссе ручку и сказал:

— Мужчины нашего рода всегда славились красотой и изяществом. Но вы, мой прекрасный отпрыск, превзошли всех до двадцатого колена!

Таэсса зарделся от удовольствия, потому что похвала отца прозвучала абсолютно искренне. Галантный кавалер умудрился польстить и Фэйд, добавив:

— Какое счастье, что мы связаны узами крови! Иначе я бы ринулся отбивать вас у принцессы и потерпел бы закономерную неудачу!

Это уже было откровенное вранье, потому что задолго до отплытия в Иршаван кавалер Ахайре совершенно забросил свою привычку к мимолетным интрижкам на балах и приемах. У Итильдина не было никаких оснований полагать, что он снова к ней вернется.

Кинтаро, однако, не забывал держать марку развратного степняка. На Таэссу он поглядывал весьма умильно, всякий раз переводя взгляд с него на Итильдина с Альвой и комично задирая бровь. В конце обеда, когда все встали, чтобы перейти в гостиную, к кофе и бренди, он вдруг с обычным своим нахальством подхватил Таэссу за талию и посадил на столик у зеркала. Итильдина обдало жаром сцена слишком напоминала один старинный эпизод, случившийся в Арислане. Тогда в платье был Альва, а в роли нахала выступал не кто иной, как рафинированный принц Древнего народа. Альва прижмурился мечтательно, и было видно, что на него тоже нахлынули воспоминания. Бесцеремонно поворачивая личико Таэссы туда-сюда, грубый дикарь заявил:

— Какая славная деточка получилась! Прямо рыжий и куколка в одном лице. Может, мне свои силы попробовать, я-то кровным родством не связан!

Таэсса сладко улыбнулся. Его ногти со стразиками впились в руку Кинтаро и почти без труда отвели ее от лица, к заметному удивлению степняка. Он забыл, что Таэсса наполовину эльф и куда сильнее обычного человека, несмотря на кажущуюся хрупкость. А тут и помощь подоспела.

— Только через твой труп, папочка! приветливо сказала Фэйд, ткнув родителю под ребра свой длинный степной кинжал. В ножнах, естественно. Пока что.

Кинтаро, нисколько не обескураженный, заржал и стиснул ее руку в степном пожатии за предплечья, а не за ладони.

— Моя кровь! одобрительно завопил он, хлопая ее по плечу, на что Фэйд постаралась ответить таким же могучим хлопком.

— Дикая степь! прошипел Таэсса осуждающе, лишь с самой легкой, едва различимой самодовольной ноткой.

За кофе стало ясно, что Фэйд с Таэссой все-таки уйдут. Как радушный хозяин, Итильдин должен был предложить им остаться на ужин и вообще переночевать, но у него не повернулся язык. Потому что глаза Таро хищно горели, выдавая, на какой вид удовольствий он настроен после еды и выпивки. А Лиэлле принимал одну соблазнительную позу за другой, как бы невзначай расстегнув две пуговки на рубашке. Только эльфийская выдержка не позволяла Итильдину прижаться губами к открывшейся ямке между ключиц. А потом вдруг оказалось, что он в спальне, и проворные руки Лиэлле расстегивают на нем одежду, а Таро жадно целует взасос и рычит от возбуждения, пытаясь освободиться от штанов. Голова у Итильдина кружилась, перед глазами все плыло, тело горело нетерпеливым, жарким желанием, как будто не было этих двенадцати лет, не было всей предыдущей совместной жизни, как будто они снова в шатре вождя, спасшего Альву из плена, впервые втроем, впервые ощущают жар той любви, что потом их свяжет навеки.

Счастье сродни безумию, прорыву сквозь ткань бытия, падению в бездонную пропасть когда ты вдруг расправляешь крылья, и падение превращается в полет. Ты не знаешь, куда держишь путь, где приземлишься, но все это неважно. Ты вырвался из клетки, твои крылья с тобой, и небеса для тебя открыты.

* * *