Птица войны

Вожди были довольны: каждый из них получил подарки - муку, одеяла, сахар. Хорошо!

Восемь месяцев путешествовала бумага с договором по Новой Зеландии, более пятисот вождей получили теплые одеяла в обмен на черные значки своих подписей.

Но еще больше было тех, кто сказал королеве "Нет!".

- О, губернатор, ты мне не нравишься, - сказал Гобсону вождь племени нгатикава Те Кемара. - Я не соглашусь на то, чтобы ты оставался здесь, в этой стране. Если ты останешься как губернатор, тогда, может быть, Те Кемара будет предан суду и осужден. Да, на самом деле, и, более того, даже повешен. Нет, нет, нет, я никогда не скажу "да" тому, чтобы ты остался. Если бы мы были равными, тогда, может быть, Те Кемара сказал бы "да". Но чтобы губернатор был наверху, а Те Кемара - внизу, губернатор - высоко наверху, наверху, наверху, а Те Кемара - внизу, маленький червяк, извивающийся. Нет, нет, нет!

Но хитрый пакеха Гобсон услышал только те слова, которые ему хотелось услышать. Раньше чем договор уплыл за океан, Новая Зеландия была официально названа колонией Англии.

Теперь все права на покупку земель у маори принадлежали английской королеве, и переселенцы отныне могли приобретать себе участки только у правительственных чиновников. Слуги королевы Виктории не слишком церемонились с несговорчивыми маорийскими вождями: земельные участки закупались у них насильно и за бесценок. Жаловаться было бессмысленно, потому что жалоб на себя королева не принимала. Как раскаленная лава в чреве еще не родившегося вулкана, плескалось и не находило выхода возмущение в сердцах самолюбивых и гордых сынов Аотеароа.

И хотя пакеха и маори все еще продолжали жить в мире, мир этот был слишком зыбок.

Ведь жадность не имеет границ.

А терпение не безгранично.

И кто остановит вулкан, коль придет его время проснуться?

II

Вот отчего так заторопился возница, когда его видавший виды фургон миновал лощину и приблизился вплотную к поросшему лесом холму. Опасливо поглядывая на стену, нависшую над головой, возница - короткорукий старичок с безволосым, будто осмоленным солнцем личиком - то и дело покрикивал на серых от пыли лошадей.

Его бессмысленные понукания не на шутку сердили светловолосого юношу, который трясся на козлах рядом. Кислая мина, не сходившая с большеротого, еще мальчишеского лица Генри Гривса, выдавала его чувства, и если он помалкивал, так потому лишь, что ссориться с отцом уже в день приезда он не хотел. Отвратительная дорожная тряска, начавшаяся еще до рассвета, успела вымотать из Генри душу, и сейчас, когда солнце уже клонилось к западу, он с сонным безразличием относился к причудам новозеландской природы, над которыми ахал в начале пути. Поскорее приехать, вытянуть затекшие ноги и с облегчением сказать себе: "Баста! Я - дома". Других желаний не было.

Фургон уже удалялся от подножия, когда Генри, подставляя ветру пропотевшую тулью шляпы, случайно взглянул на вершину холма.

- Отец! - крикнул он, хватая Сайруса Гривса за рукав. - Смотрите, дикари!

Печеное лицо старика сморщилось. Он придержал коней и повернулся всем телом.

- Где? Что? - забормотал он, вертя головой.

- Смотрите, - Генри ткнул рукой вверх, - они нас заметили.

Сайрус напряженно щурил выцветшие глазки, задубленная шея медленно втянулась в воротник.

"Как черепаха", - подумал Генри.

- Едем, сынок, едем... - заторопился Сайрус Гривс и резко взмахнул бичом. Лошадки рванулись. Генри, потеряв равновесие, чуть не опрокинулся на спину.

Уцепившись обеими руками за расхлябанное сиденье, он с волнением и любопытством вглядывался в маленькие фигурки, темневшие на скалистой площадке ярдах в ста от дороги. Но скоро желтые клубы пыли заслонили их от него.

Генри разочарованно вздохнул. Лицо его опять стало скучным.

Откуда было ему знать, что люди, оставшиеся позади, говорили о нем?

III

- Ты неправ, Раупаха. Ты совсем неправ. Убийство без оправдания - это вероломство. Так говорили предки. И ты помнишь это, Раупаха, так же хорошо, как. и я.

Произнеся эти слова, невысокий, ладный юноша в расцвеченном орнаментом плаще самолюбиво дернул подбородком и отвернулся.

Худое лицо Раупахи будто застыло. Небрежно играя серповидной, отливающей зеленью палицей, которая была подвешена к его поясу на ремешке из собачьей кожи, Раупаха молча смотрел на пыльную завесу, скрывшую фургон. Достоинство вождя не позволяло ему продолжать спор с дерзким мальчишкой, тем более теперь, когда удобный момент для нападения был упущен. И все же Раупаха так и не смог совладать с чувствами. Досада и раздражение требовали выхода.

- С каких пор, Тауранги, ты стал называть вероломством убийство врага? Раупаха насмешливо скривил рот, отчего синие спирали татуировки на щеках исказились и потеряли рисунок. - Старик пакеха - друг проклятых ваикато. Разве этого мало, чтобы снять с него кожу?

- Я знаю наших врагов. Ваикато - да. Нгапухи - да. А пакеха... - Юноша посмотрел через плечо на Раупаху и покачал головой. - Мой отец, великий Те Нгаро, считает глупцом всякого, кто ссорится с ними без нужды. Чтобы изжарить одного попугая, не надо устраивать лесной пожар.