Птицефабрика на подворье. Осушение стен с помощью электроосмоса...("Сделай сам" №3∙1999)

А предок этот — латинское слово роndus, в переводе означавшее просто «вес» или «груз» безотносительно к его размеру, восходящее к латинскому же глаголу роndero — «взвешиваю, оцениваю». Тут же рядом живет и наречие pondo — «весом» (во столько-то). Вместе с римскими легионами, а точнее, с облепившими их со всех сторон барышниками и маркитантами, все эти слова разошлись по всей Европе, прижились и дали начало новым, уже выражавшим определенную меру веса. В языках древнегерманских племен явилось слово phunt. И его использовали для выражения не слишком большого веса. А у сумрачных суровых скандинавов латинское pondus приобрело и иное звучание, и иной смысл: их pund стал выражать тяжесть, которую хоть и подымешь одной рукой, но не без труда.

Со скандинавами наши далекие предки вступили в общение на заре своей истории. Тогда же и меру их приняли, придав ей более удобное для славянского языка звучание «пуд». Позже и с немецкими ганзейскими купцами пришлось иметь дело, особенно новгородцам. И их «phunt» вошел в употребление в торговых сделках, сделавшись в русском произношении «фунтом». Тут, однако, стоит отметить, что сороковая часть пуда давно уже имела и собственное название на Руси, а именно «гривенка» (если говорить точно, то «гривенка большая», была еще и «малая» — ровно вдвое меньше). Состязание гривенки и фунта продолжалось несколько веков. Победил фунт. Почему? Точно объяснить это трудно. Быть может, потому, что краткость всегда имеет преимущество в разговорной речи. По ходу дела гривенка с фунтом общими усилиями (они тогда еще сосуществовали более или менее мирно) победили еще одну сходную меру — бухарский «ансы'рь». Такая мера встречается еще в XVI в., а позже о ней уже нет никаких упоминаний.

Были в российской метрологии и еще две меры для достаточно тяжелых грузов. Одна из них звалась ласт, составляла 72 пуда и звучала по большей части в морских портах. Путь ее прихода прослеживается без всякого труда — это просто немецкое слово die Last («груз»). Его точное значение сложилось постепенно, как-то само собой.

Другая крупная мера называлась берковец и применялась преимущественно для взвешивания пеньки — одного из важнейших товаров нашего вывоза (говоря современным языком — экспорта). Из пеньки, как известно, сучили канаты, прежде всего корабельные. И все так называемые «великие географические открытия» XV–XVII вв. были бы просто немыслимы без русской пеньки — очесов конопли, выращивавшейся на полях России. У берковца тоже достаточно сложная история. Ведь слово-то, как убеждают исследования филологов, поначалу звучало «пуд берковеск» — берковский пуд — и происходило от названия города Бьерке в стране викингов. И этот вдесятеро увеличенный пуд оказался удобным при торговых сделках, а потом, чтобы устранить путаницу, стали звать его просто «берковеск» и упростили в конце концов до берковца.

Мы перечислили самые употребительные меры больших и не слишком маленьких весов. Существовали, но как бы на обочине и некоторые другие. Так, воск ганзейским купцам новгородцы продавали «вощаными четвертями» — по 12 пудов в каждой. В самом же Новгороде воск продавали «головами». Их точный размер неизвестен, о приблизительном же можно догадаться по смыслу слова. С открытием этой меры связана одна удивительная история. Как известно, с обнаружением полвека назад новгородских берестяных грамот навсегда ушли в прошлое лживые россказни о поголовной безграмотности Древней Руси. И уже в первых грамотах археологам встретилось неведомое им слово «ии». Уж каких только не придумывалось ему толкований! Но вот отыскалась берестяная грамота на карельском языке, а в ней — то же самое слово. Карелы-археологи весело посмеялись тогда: ведь это всего-навсего «голова» по-карельски. Вощаная, как следовало из остального текста. А значит, славяне-новгородцы просто взяли и применили карельское слово, тем более что дань лесных их подданных — карелов в значительной степени состояла из воска, добытого на лесных бортях.