Поднимается ветер; ёжусь и обнимаю голые плечи руками. Изрезав платье с длинными рукавами и превратив его в открытый сарафан, я оставила себе лишь одно на смену. Если дожди затянутся, мне не поздоровится.
Кайра ойкает и ловит руками взлетевшую к лицу широкую юбку. Чиж хохочет и помогает. Стоящий рядом Зяблик с удовольствием рассматривает открывшуюся картину.
— Мы на похоронах! — прикрикивает Филин. — Чиж!
— А чего я-то? — продолжает ржать тот, но под тяжелым взглядом Главы резко замолкает, будто обрубили провода; отталкивает от себя Кайру. — Держи юбку, дура!
Та и правда держит — двумя руками, — и обиженно отворачивается от сожителя. Но для Филина устремляет глаза в землю.
— Кто-нибудь хочет высказаться и почтить память нашего друга? — вопрошает Глава, перестав испепелять Чижа взглядом. В ответ — молчание. — Тогда…
Но окончить свою мысль Филин не успевает, потому как в небе появляется огромная тень — приближается и все больше увеличивается в размере.
Тюремщики, как мы их называем, никогда не прилетают в одно и то же время. Высчитать, когда ждать их визит, или хотя бы примерный цикл посещений, невозможно. Поэтому руда всегда ждет на месте погрузки, а мы узнаем о прибытии только по факту.
— Летят! — ахает рядом Чайка. — Ворон, нам нужно одеяло! — толкает в бок своего мужчину.
Верно, вещи давно не привозили. В прошлый раз была поставка синтетического мяса и круп, значит, теперь можно надеяться на одежду и спальные принадлежности.
Вообще, Тюремщики не балуют нас поставками — привозят редко и минимум. И всегда отдельными партиями: в один раз — еду, которую мы не можем вырастить сами, в другой — вещи. Медикаменты, подозреваю, — когда вспомнят. Или, может, такое впечатление создается потому, что все постоянно болеют, и лекарства заканчиваются в первую очередь. В отличие от Чайки, не жажду новое одеяло, но от болеутоляющих я бы не отказалась, так, про запас — учусь быть бережливой.
Но даже если медикаменты прибудут, они тут же осядут под замком в комнате Совы и будут выдаваться в строго ограниченном количестве и лишь по мере необходимости, определяемой пожилой женщиной лично или непосредственно Главой.
— Идем! — резко командует Филин, мгновенно позабыв об усопшем, и первым устремляется к месту посадки катера Тюремщиков.
Все опрометью бросаются за ним.
Не спешу и не рвусь в первых рядах. Да, распределение «подарков» обычно происходит прямо на месте: по заслугам, по симпатиям, по самым жалостливым глазам. Но я не фаворитка Филина и просить не люблю (все-то со мной не так, как говорит Кайра). Да мне ничего и не нужно — на лето есть платье и сарафан, на осень — юбка и брюки, даже кофта есть. А до зимы далеко — не загадываю. Если доживу, что-нибудь придумаю.
На кладбище остаемся только я и Сова. У нее больная нога, и ей не угнаться за молодежью. Впрочем, лекарства ей отдадут и так.
Однако Тетерев не был мне близок, чтобы задерживаться у его могилы. Поэтому двигаюсь в ту же сторону, что и остальные. Сова тоже, но оступается, оседает на больную ногу.
— Давай помогу, — вовремя подхватываю женщину под локоть и не даю ее лицу встретиться с глиняной поверхностью планеты.
Сова переставляет клюку, восстанавливает равновесие и тут же сбрасывает с себя мою руку. Смотрит зло, будто это я подставила ей подножку.
— Иди отсюда, — произносит сухо и отворачивается; не хочет, чтобы у ее слабости были свидетели.
Слабость на Птицеферме не поощряется. Лично слышала как-то разговор Кайры и Чайки о том, что Филин уже давно «пустил бы старуху в расход», если бы она не умела варить самогон и зашивать раны. Мол, как найдется замена, Сову тут же «спишут». Учитывая то, что пожилых людей среди нас нет, охотно верю.
Поэтому помощь не навязываю и отступаю.
Уверена, Сова, хромая поплетется следом только тогда, когда скроюсь из вида.
Не оборачиваюсь.
Место обычной посадки катера Тюремщиков располагается на возвышенности. Это практично: сверху хороший обзор, и удобно стрелять вниз, если кто-то на свой страх и риск решит попытать удачу и приблизиться.
Но здесь все научены горьким опытом — столпились у подножия холма и ждут. Филин — в первых рядах. За ним — Ибис и Ворон, его главные помощники. Остальные — за их широкими спинами.
Пингвин пробрался вперед, притопывает от нетерпения. Наверное, тоже хочет одеяло. Или новую рубашку. В отличие от меня, у него не меньше пяти комплектов одежды на каждый сезон. Пингвин — хороший работник, и Глава его поощряет.
Останавливаюсь позади всех и не высовываюсь, любуюсь катером. Все это время катер Тюремщиков — главное, что привлекает меня во время их визитов. Сегодня это серебристый остроносый красавец. Не знаю, откуда у меня такая тяга к летательным аппаратам, но душу бы продала за то, чтобы посидеть в кабине пилота.
Возле катера суетятся люди в черной форме и в шлемах — так всегда, мы не видим их лиц. Работает «погрузчик». Ящики с рудой поднимаются силовым полем в воздух и исчезают в грузовом отсеке катера. Один за одним, один за одним.