Птицелов

— Очень красивое платье, — спокойно ответила Федра, хотя платье из тафты цвета зеленого мха с широким кружевным воротником и пышными рукавами до локтей было не в стиле ее племянницы. — Цвет так чудесно оттеняет твою кожу и волосы…

— Нет, Лайэму не понравится! В этом платье я смешно выгляжу и похожа на школьницу!

— Он будет восхищен!

— Лучше я надену свое старое платье, черное с розовым!

Федра прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Она никогда не видела племянницу такой возбужденной. Возбужденной предстоящим свиданием с мужчиной…

— Надевай что угодно, дорогая, лишь бы тебе самой было по душе, — сказала Федра. Орелия повернулась к дверям, но тетка, что-то вспомнив, окликнула ее: — Подожди, Орелия! Ты припоминаешь Джину, горничную Файоны?

— Да, конечно. Такая маленькая хорошенькая итальяночка…

— Когда ты с ней разговаривала на приеме у Файоны, она не упоминала, что собирается менять место? Уйти от Файоны?

— Нет, ничего такого не припомню. Я только сказала несколько слов по-итальянски, чувствуя, что девочке приятно слышать родной язык. А что, она ушла от Файоны?

— Да. Исчезла, никому слова не сказав. Файона очень встревожена.

Федра беспокоилась, ведь Орелия ходит по улицам совсем одна. Что угодно может произойти с одинокой женщиной!

— Да, Файона встревожена, — продолжала Федра. — Ей полюбилась эта малышка. Она боится, что с Джиной что-то случилось.

Орелия задумалась.

— А Файона знает ее семью?

— Джина — сирота, — вздохнула Федра — Никаких родственников.

— О! Тогда, может быть, она влюбилась и уехала с этим человеком? Каких только глупостей не делаем мы, женщины, ради мужчин…

Федра понимала, что Орелия говорит о себе. Не желая портить настроение племянницы, она коротко согласилась:

— Да, возможно…— Хотя в глубине души чувствовала, что с бедняжкой Джиной что-то случилось.

— Лайэм уже приехал, я побегу наверх переодеться, — забеспокоилась Орелия, услышав шум кареты на улице.

— Иди, дорогая, я займу его беседой. Но не задерживайся— никогда не следует испытывать терпение мужчины.

Орелия изумленно посмотрела на Федру и решила принять ее слова за шутку:

— Тетя, и это ты ратуешь за приличия!

— Я никогда не считалась с условностями, но он может на тебя обидеться.

Орелия побежала в спальню, а Федра заторопилась к входной двери и, открыв ее, удивленно замерла.

— Это ты, Син! — Она пыталась успокоиться. — Ну, входи.

— Федра, нам с тобой надо поговорить! — прогремел он. Едва переступив порог, сурово продолжил: — Объясни немедленно, что происходит между тобой и этим… Лихим Ковбоем?

Возмущенная его тоном, она сразу пришла в себя:

— Мы просто друзья. Между нами ничего нет. Я тебе сто раз говорила, что я и Билл дружны с незапамятных времен.

— И я увидел, как ты стоишь, прижавшись к нему, и гладишь его по щеке! Что-то слишком горячая дружба…

— Дурацкая ревность! Слушать тебя не хочу…— Она резко повернулась и проследовала в гостиную. Син шел за ней. Федра кипела от гнева, накопившегося за дни, когда он не приходил. И придя, видите ли, набрасывается на нее с упреками. — Билл зашел случайно, а ты ходишь ко мне уже год.

— Но ты же отказываешься выйти за меня замуж!

— У меня есть причина.

— Но почему ты не расскажешь мне — в чем же эта причина?

Да, она должна рассказать ему — и не в силах этого сделать. Если не рассказать ему, что она замужем, — он уйдет от нее окончательно и не вернется. Но если рассказать — он поступит точно так же.

— Федра, — умолял Син, — скажи мне, из-за чего ты не хочешь стать моей женой.

— Из-за другого мужчины…— вымолвила она с трудом.

— Из-за этого распроклятого Коуди!

— Я твердила тебе, что с Биллом мы просто друзья! Это — другой человек. Его зовут Фернандо Де Варга.

— Никогда не слышал ни о каких Де Варга в Чикаго! Кто он такой?

— Он из Калифорнии. Это… мой муж.

Син побледнел и схватился за грудь. Федра поглядела на него с испугом — ведь у него больное сердце!

— Когда же ты вышла замуж за этого человека? — успокоившись, спросил Син.

— Тридцать лет назад. Я влюбилась в него как безумная. Когда ослепление страсти прошло, я ушла от него и с тех пор ничего не знаю о Фернандо.

— И когда же ты от него ушла?

— В. тот же год, что мы поженились.

Син молчал так долго, что Федру начала бить дрожь. В его глазах появился обвиняющий блеск, и Федра решила, что он уйдет от нее. Но, наконец, он заговорил с ней, и голос его был неожиданно мягким:

— Почему ты не рассказала мне?

Она чуть не заплакала и пробормотала:

— Думаешь, это было легко сделать?

— Трудно сказать правду человеку, который тебя любит?

Опустив голову, она прошептала:

— Потому что я тоже полюбила тебя и боялась потерять… Ты должен простить меня, Син.

Он схватил ее в объятия и загремел:

— Дурочка, за что простить? И разве нельзя освободиться от брака?