Птицы

Последняя буря была почти три с половиной месяца назад и длилась ровно неделю. И вот в трамвае все принялись гадать, сколько продлится новая. Кто-то без особой радости в голосе сообщил, что наконец появится возможность дочитать книгу, еще кто-то достал из кармана блокнот и взялся составлять список покупок, чтобы пополнить запасы, а молодая мисс, сидевшая перед Финчем, посетовала на то, что спектакль в театре «Карди-Бра», на который она возлагала особые надежды, отменят.

Финч в общей нервозности, поселившейся в трамвае, участия не принимал, да и к тому же вагон наконец подошел к его станции. Сквозь запотевший иллюминатор он уже видел свой квартал: нестройный ряд домов с темно-зелеными крышами.

«Станция „Трум. Горри“», — сообщили вещатели, а затем трамвай остановился и с шипением раскрыл двери.

Финч со вздохом поднялся и направился к выходу.

Станция «Трум» была совсем крошечной. Над лаконичной платформой нависал небольшой кованый навес, множество раз залатанный, — под ним размещались одинокая скамейка да будка станционного смотрителя, старого мистера Перри. Часы с единственным циферблатом всегда отставали, стекло в них треснуло. Тепло-решетки на краю платформы пребывали в плачевном состоянии и вечно забивались или ломались.

Вот и сейчас, стоило лишь Финчу сойти с подножки, как он увидел мистера Перри в длинной шинели и съехавшей набок фуражке, ковырявшего что-то в медных конусах в глубине рычащего и фыркающего напольного радиатора. В руке старик держал механический ключ, при этом сам он раскраснелся и пыхтел, как паровоз.

— Добрый день, мистер Перри, — поздоровался Финч. — Снова чините решетку?

— О! Здравствуй, Финч, — отозвался станционный смотритель, подняв взгляд. — Уже третий раз за день забилась, проклятая. Один мистер не смог струсить снег, можешь поверить? А где это видано, чтобы в трамвай заходили с башмаками в снегу!

— Но у трамваев ведь есть свои тепло-решетки, — заметил Финч.

Мистер Перри был очень стар и при этом старательно не замечал происходящих кругом изменений. Он до сих пор искренне считал, что все городские автоматоны работают на пару, а уж об электриситете, который Уолшши добывают в гремпинах и которым питается весь центр города, он и слыхом не слыхивал.

— Ты что, Финч?! — махнул рукой старик. — Чтобы в трамваях стояли тепло-решетки?! Все ж на нас держится, на станционщиках… Этим трамвайщикам всегда на порядок было чихнуть и размазать.

— Да, вы говорили, мистер Перри, — не стал спорить Финч. Смотритель частенько жаловался на своих заклятых врагов — ленивых трамвайщиков, которые, мол, только то и делают, что колесят себе по рельсам и бед не знают. — Хорошего дня, мистер Перри.

— Передавай привет дедушке, — пробормотал старик и, подкрутив седые усы, снова склонился над решеткой. — Где-то тут был вентиль, похожий на ухо…

…Дом № 17 был потерян среди таких же старых и понурых домов улицы Трум. Семь этажей, темно-зеленая черепичная крыша, горбатые дымоходы, каминные и кухонные трубы, а также флюгер в виде часовой стрелки да круглое чердачное окно. Точно такой же дом, как № 16 или № 18.

Его бы совсем ничто не отличало, если бы не старый ржавый дирижабль на заднем дворе. На памяти Финча, эта сплошь облепленная снегом штуковина всегда там стояла, привалившись к кирпичной стене, будто прилегла отдохнуть и затем забыла, как подняться обратно. Финч не помнил, чтобы дирижабль когда-то взлетал или подавал хоть какие-либо признаки жизни. Если, конечно, не считать признаком жизни мистера Хэмма, старого сумасшедшего пьяницу, который квартировал внутри и клятвенно заверял всех, что его «Дженни» немало повидала во время войны, совершила множество опасных полетов и пережила бессчетное количество приключений. Разумеется, ему никто не верил. Стоило только взглянуть на «Дженни», напоминающую огромный сугроб, или понюхать самого мистера Хэмма…

Финч медленно брел к дому и, глядя на него, в очередной раз вспомнил, почему ему не нравится Горри. Он считал, что здесь живут одни только злые и несчастные люди. Время на этих улочках будто бы замерло, как во время снежной бури, — а на самой Трум вообще никогда ничего не происходило.

Жизнь в здешних крошечных квартирках была невероятно скучной и монотонной, день повторялся за днем, и порой было трудно понять, наступило ли уже сегодня или все еще тянется вчера. Да и люди, что обретались в Горри, соответствовали такой жизни: занудные, мелочные и мелкие, никого здесь ничто не заботило. Финч отчаянно не хотел вырасти и превратиться в кого-нибудь из местных взрослых: безликих, хмурых, почти всю жизнь просыпающих и просыпающихся, только лишь чтобы сделать какие-то унылые неважные дела, а затем снова лечь спать.