Птицы

Мистер Поуп очень не любил, когда его вызывали со второго этажа. Он просто ненавидел это, ведь спуститься по лестнице жильцу было в разы быстрее и легче, чем ему встать со стула, открыть лифт, зайти в него, отправить кабинку на второй этаж, а затем спустить и выпроводить жильца, снова затворить решетку и усесться обратно на стул. И почти все жильцы со второго этажа понимали это. Кроме раздражающего Блувина из четвертой квартиры, который неизвестно зачем всегда толчется у лифта и встречает его с неописуемой радостью на лице. Нет уж, для переутомленного лифтера это утро добрым уже не было.

Мистер Блувин хмыкнул.

– Кстати, мистер Поуп, – начал он, когда кабинка двинулась вниз. – Я слышал смех на этаже… И не просто смех, а злорадный смех. И топот ног. И никого не было. Представляете?..

– Ты видела?! – воодушевленно проговорил Финч. – Он вернулся в квартиру и порезал палец, чтобы потом показать его миссис Поуп и сказать, что его укусил гремлин! Никогда не видел, чтобы взрослые такое проделывали!

– Я же тебе говорила, что он тот еще врун, – хмыкнула Арабелла. – Папа мне как-то сказал: «Никогда не верь Блувину».

Они шли по Трум в сторону главной улицы Горри. Слева возвышался ряд домов, а справа простирался безбрежный заснеженный пустырь, через который проходили трамвайные пути. По краям мостовой меж камнями брусчатки ржавели крышки люков: сегодня их уже открывали, и снег после этого успел накрыть дорогу пока что лишь тоненьким слоем.

За все время пути им не встретилось ни одного прохожего – утро выходного дня было в Горри совершенно безлюдным временем: одни жители района отсыпались, другие устраивались у камина с газетой и чашкой желудевого чая, третьи садились у радиофора и включали «Занимательную программу мистера Зейдберга». До самого обеда нос на улицу мало кто высовывал.

Ветер тоже, видимо, считал, что у него выходной, – до сих пор нагло дрых на каком-то чердаке и даже не думал о том, чтобы выбираться из-под одеяла и приступать к работе. Снег почти не шел – лишь сонно припорашивал, будто просыпал остатки муки через огромное сито. Такое всегда случалось незадолго перед снежной бурей. Все кругом словно застывало, засыпало и впадало в кому, чтобы потом постепенно снова ожить, разойтись и не останавливаться до тех пор, пока весь город не заметет по самые крыши.

Финч думал о предстоящей снежной буре с тревогой. Она была как-то связана с исчезновением дедушки. Или это исчезновение дедушки было как-то связано с ней? Точно мальчик сказать не мог, но он чувствовал, что грядущая буря принесет с собой что-то очень плохое.

– Эти твари сгрызут мои хрупкие нежные цветочки! – сымитировала голос мистера Блувина Арабелла.

– Что за вздор?! – Финч выступил в роли консьержки. – Гремлины едят шестеренки, гвозди и мыло, пьют керосин и машинное масло! Им нет дела до ваших злобных сорняков, Блувин! Зато я порой нахожу гремлинские экскременты в своей пудренице! Вот это напасть так напасть!

Дети засмеялись. Вышло очень похоже на то, чему они стали свидетелями всего пятнадцать минут назад.

Финч вдруг посерьезнел.

– Как думаешь, сработает? – спросил он Арабеллу.

Та шла рядом, вернее, прыгала и топала, как слоненок из зоосада, – энергия из нее просто била ключом.

– Конечно! – воскликнула девочка. – Это же взрослые. Они очень предсказуемые! А те, которые не предсказуемые, называются чокнутыми, и, чтобы они не портили всю предсказуемость других взрослых, их держат в лечебнице для душевнобольных.

Финч прежде не особо замечал, чтобы взрослые были предсказуемыми, но спорить не стал.

– Главное, чтобы миссис Чаттни все узнала, – сказал он. – Тогда все будет проще.

Миссис Чаттни из шестой квартиры всегда была в гуще всех событий не только в доме № 17, но и в паре ближайших. Она вечно отиралась по этажам, вынюхивала, подслушивала и подглядывала. Эта пронырливая женщина будто бы подрабатывала профессиональным сыщиком, от которого ничего нельзя скрыть. Дедушка Финча шутил, что глаза миссис Чаттни имеют форму замочных скважин.

По большей части соседка была безвредной и лишь слегка действовала на нервы, да и то только тем, кто предпочитал хранить свои дела в тайне и верил в такое несуществующее для миссис Чаттни понятие, как личная жизнь. Чаще всего эта женщина не выдавала чужие секреты, оставляя все самое «сочное» и «грязное» для себя. Но важные события, которые могли затронуть всех жильцов дома, мгновенно становились достоянием общественности. К примеру, когда злобный старикашка мистер Эдвинс из восьмой квартиры стал собирать часовую бомбу, чтобы взорвать косо на него глянувшего мистера Джессила, адвоката из восемнадцатой квартиры, или когда тот же мистер Блувин попытался завести дома Гигантиум мортис – огромное плотоядное растение, которое могло вырасти до размеров в двадцать футов высотой и в бутоне-ловушке которого мог спокойно уместиться взрослый человек, миссис Поуп была немедленно оповещена, и им пригрозили беседой с мистером Додджем, если они не одумаются.