Птицы и другие истории

— Нет. Я приезжий, провожу здесь отпуск, хочу полазать по горам. Мне нужно где-нибудь переночевать. Вы не согласитесь пустить меня на ночлег?

Он помрачнел и вместо прямого ответа сказал:

— В доме тяжелобольной. Я не знаю, что делать. Обещали прислать доктора. Ты никого не встретил по дороге?

— Боюсь, что нет. Кроме меня, сюда никто не поднимался. А кто болен? Ребенок?

Мужчина покачал головой:

— Нет, нет, здесь нет детей.

Он был явно растерян и сбит с толку. Я мог ему только посочувствовать, но понятия не имел, чем помочь. У меня не было при себе никаких лекарств, кроме пакета первой помощи и флакончика с аспирином. Если у больного жар, аспирин мог сбить температуру. Я вынул флакончик из рюкзака и отсыпал мужчине в ладонь горсть таблеток.

— Попробуйте ему дать. Это может помочь.

Он знаком поманил меня в дом:

— Послушай, дай ему сам.

У меня не было особого желания заходить внутрь и наблюдать агонию какого-то хозяйского родича, но соображения гуманности перевесили. Я последовал за хозяином. У стены стояла кровать на козлах; на ней под двумя одеялами лежал человек с закрытыми глазами. Он был бледен, небрит, черты его лица заострились, как бывает у тех, кому недолго осталось жить. Я подошел и взглянул на него. Он поднял веки. Какое-то мгновение мы, не веря себе, смотрели друг на друга. Потом он улыбнулся и протянул ко мне руку. Это был Виктор…

— Слава тебе господи, — прошептал он.

От волнения слова застряли у меня в горле. Виктор жестом подозвал хозяина и стал что-то ему втолковывать на местном наречии — очевидно, объяснял, что мы старые друзья. Хозяин как будто понял, успокоился и вышел, оставив нас вдвоем. Я молча стоял у кровати Виктора, держа его руку в своей.

— И давно ты в таком состоянии? — спросил я наконец.

— Пятые сутки. Плеврит разыгрался. Обычная моя хворь. На этот раз посильней прихватило. Старею.

Он снова улыбнулся. Я видел, что он смертельно болен, но в моих глазах он мало изменился — это был все тот же, прежний Виктор.

— А ты, судя по всему, преуспеваешь, — сказал он, продолжая улыбаться. — Вид у тебя вполне сытый, гладкий.

Я спросил, почему он перестал мне писать, как прошли для него эти двадцать лет.

— Я от всего отрешился. Как и ты, наверное, только на свой манер. Плыву по течению. В Англии не был со дня отъезда. Что ты там держишь? — спросил он.

Я показал ему флакончик с аспирином:

— Боюсь, это мало поможет. Вот что я предлагаю: я останусь здесь на ночь, а с утра первым делом договорюсь с хозяином, найму пару крепких ребят, и вместе мы тебя транспортируем в долину.

Он покачал головой:

— Пустая трата времени. Мне крышка. Я знаю.

— Чепуха! Тебе нужен врач и нормальный уход. Здесь это организовать невозможно. — Я оглядел помещение, плохо освещенное, душное.

— Да не заботься ты обо мне. Есть кое-кто поважнее.

— Кто же?

— Анна. — И пока я оторопело молчал, не находя слов, Виктор добавил: — Она по-прежнему на Монте-Верита.

— Ты хочешь сказать, что она так и осталась там? В монастыре?

— Ну да. Поэтому я и здесь. Я тут бываю регулярно, раз в году — с тех самых пор. Ты забыл? Я же писал тебе об этом, сразу после войны. Живу на побережье, в небольшом рыболовецком порту, там тихо, спокойно. И каждый год, в одно и то же время, поднимаюсь сюда. Нынче вот припозднился из-за болезни.

Все это было невероятно. Что за существование — двадцать лет одиночества, без друзей, без интересов… Месяцами ждать, пока придет час очередного безнадежного паломничества…

— Ты хоть раз ее видел? — спросил я.

— Нет.

— Ты пишешь ей?

— Каждый год. Пишу заранее, письмо беру с собой и оставляю у стены, а на другой день прихожу за ответом.

— И твое письмо забирают?

— Всегда. На его месте я каждый раз нахожу плоский камень. И там чем-то острым нацарапано несколько слов. Я уношу все эти камни с собой. Их уже много накопилось. Лежат дома у меня, на побережье.

Его слова меня поразили. Сохранить такую верность, преданность, пронести их через долгие годы…

— Я пытался узнать про их религию, — продолжал он. — Вера очень древняя, древнее христианства. О ней упоминается в старых книгах — не прямо, намеками. Я кое-что раскопал. Говорил с учеными, которые изучают мистицизм, старинные обряды древней Галлии, друидов. Когда-то между горными народами существовала тесная связь. И во всех источниках особо подчеркивается власть луны и вера в то, что последователи этой религии навсегда остаются юными и прекрасными.

— Ты так говоришь об этом, Виктор, словно сам веришь, — сказал я.

— Да, верю. И дети тоже верят — те немногие, что остались в деревне.

Наш разговор явно утомил его. Он потянулся за кувшином с водой, который стоял на полу возле кровати.

— Дружище, — сказал я, — таблетка аспирина тебе не повредит. Снимет жар. Поможет заснуть.

Я заставил его принять три таблетки и поплотнее укрыл одеялами.

— Есть в доме женщины? — на всякий случай спросил я.

— Нет. И это для меня загадка. Деревня почти пустая. Говорят, всех женщин и детей помоложе переправили в долину. Осталось в общей сложности десятка два мужчин и подростков.

— А когда именно ушли женщины и дети?