Птицы и другие истории

— Похоже, за несколько дней до того, как я сюда добрался. Этот малый, которого ты видел, — сын старика, что жил здесь раньше. Старик давно умер, а сын дурак дураком, ничего не знает. О чем ни спросишь, только смотрит с дебильным видом. Но в хозяйстве кое-что смыслит — еды принесет и постель тоже даст. А вот мальчонка у него вполне сообразительный.

Виктор закрыл глаза; я надеялся, что он уснет. Я догадывался, почему женщины и дети бежали из деревни: жителей предупредили о возможных волнениях. Виктору я об этом сказать не решился. Только бы он уступил моим уговорам и позволил перенести его в долину…

К этому времени совсем стемнело, и я проголодался. Я прошел через какую-то полутемную клетушку и очутился на задворках дома. Там никого не было, кроме хозяйского сына. Я попросил его принести мне что-нибудь поесть. Он понял и принес хлеб, масло и сыр. Пока я ел, он стоял и смотрел на меня. Виктор лежал с закрытыми глазами, и я думал, что он спит.

— Он поправится? — спросил мальчик. К счастью, он изъяснялся не на местном наречии.

— Думаю, да. Если удастся найти кого-то, кто поможет доставить его в долину, к доктору.

— Я сам помогу, — сказал мальчик. — Позову еще двух ребят. Идти надо завтра. Потом будет трудно.

— Почему?

— Послезавтра придут люди из долины, поднимется шум, все пойдут наверх. И мы с ребятами тоже пойдем.

— И что там будет — наверху?

Секунду он колебался, но не ответил и только взглянул на меня быстрыми, смышлеными глазами.

— Не знаю, — бросил он и скрылся в глубине дома.

С кровати донесся голос Виктора:

— Что сказал мальчишка? Кто придет из долины?

— Я толком не понял, — ответил я с деланой беззаботностью. — Кажется, ждут какую-то экспедицию. Кстати, он предложил помочь снести тебя в долину.

— Откуда здесь возьмется экспедиция? Это какая-то ошибка.

Напрягая голос, он позвал мальчика и, когда тот появился, заговорил с ним на местном наречии. Мальчику было явно не по себе: он мялся и отвечал нехотя. Несколько раз в разговоре прозвучало «Монте-Верита». Потом мальчик ушел обратно, и мы с Виктором остались одни.

— Ты что-нибудь понял? — спросил он.

— Нет.

— Мне это страшно не нравится. Что-то тут затевается. С тех пор как я слег, я чувствую — что-то не так. Мужчины в глаза не смотрят, ведут себя странно. Мальчишка сказал — в долине неспокойно, люди настроены воинственно. Ты не слыхал, что там творится?

Я не знал, что сказать. Виктор пристально глядел на меня.

— Хозяин гостиницы особенно не откровенничал, — признался я, выдержав паузу, — но почему-то настойчиво отговаривал меня от похода на Монте-Верита.

— И какие доводы приводил?

— В общем никаких. Просто сказал, что могут быть неприятности.

Виктор задумался и вдруг спросил:

— В долине случайно женщины не пропадали?

Лгать было бесполезно.

— Я слышал — пропала какая-то девушка. Неизвестно, правда или нет.

— Правда, конечно. Вот в чем причина…

Он долго молчал; я не мог различить его выражение. В комнате горела всего одна слабая, тусклая лампа, и лицо Виктора было в тени.

— Ты должен завтра подняться на Монте-Верита и предупредить Анну, — сказал он наконец.

Мне кажется, я этого ждал. Я спросил, как мне действовать.

— Я тебе нарисую маршрут. Сбиться нельзя. Тропа идет по старому руслу, все время на юг. Дожди еще не начались, пройдешь спокойно. Если стартуешь до рассвета, впереди у тебя будет целый день.

— А когда доберусь, что делать?

— Оставь письмо с предупреждением и уходи. Пока ты там, письмо не заберут. Я тоже напишу, что болен, застрял в деревне, что неожиданно здесь появился ты — через двадцать лет! Знаешь, я тут задремал и подумал, что ты мне приснился. Ну не чудо ли? До сих пор не верится… У меня такое чувство, будто тебя прислала Анна.

В его глазах светилась прежняя мальчишеская вера, которую я хорошо помнил.

— Может быть, — сказал я. — Либо Анна, либо пресловутая горная лихорадка.

— А это разве не одно и то же? — спросил он.

Мы долго глядели друг на друга в тишине и почти полной темноте. Потом я отошел, позвал хозяйского сына, попросил принести мне постель и подушку и улегся на полу возле Виктора.

Во сне он метался и тяжело дышал. Несколько раз я вставал к нему, давал аспирин, подносил воду. Он сильно потел, а я не знал, хорошо это или плохо. Ночь тянулась бесконечно; я практически не сомкнул глаз. Когда начал заниматься бледный рассвет, мы оба уже не спали.

— Тебе пора двигаться, — сказал Виктор.

Подойдя к нему, я испугался: кожа у него была холодная, липкая. Ему явно стало хуже, он совсем ослаб.

— Передай Анне, — сказал он тихо, — если люди из долины доберутся до них, то она и все, кто там есть, окажутся в смертельной опасности. Я знаю, что говорю.

— Все напишу, не беспокойся, — пообещал я.

— Она знает, как сильно я ее люблю. Я повторяю это в каждом письме, но ты повтори еще раз. Оставь письма и жди поблизости, в ложбине. Ждать придется часа два или три, может быть, дольше. Ответ найдешь на камне у стены. Его обязательно оставят.