Птицы летают без компаса. В небе дорог много(Повести)

Люда налила в большую синюю кружку компот и протянула ее лейтенанту Прохорову. Тот взял кружку и…

— Я Ноль один, отказал компас! Прошу завести на посадку! — послышалось в динамике, вмонтированном в пульт управления.

Все знали, что «ноль один» — это позывной полковника Потанина.

Руководитель полетов поправил красную повязку на рукаве, приподнялся с крутящегося кресла и сосредоточенно посмотрел в сторону посадочного курса. Глаза его подернулись тревогой, губы сжались в тонкую полоску.

— Штурман, внимательно следите за отметками самолета командира на планшете! — приказал он к, нажав кнопку микрофона, передал в эфир: — «Маяк»! «Маяк»! Берите на себя управление Ноль-первым!

— Ноль один! Ноль один! Я «Маяк»! Вам курс — триста двадцать градусов!

— Какой курс! Какой курс! — как ошпаренный, метнулся Яшин к руководителю полетов. — Что он там!

— Какой курс? Какой курс?! Я говорю вам, компас отказал! — теперь уже повторно загремел голос Потанина в динамике.

— Виноват, доворот вправо с креном пятнадцать! — поправился офицер системы посадки.

— Сообразил, — улыбнулся Яшин и медленно попятился от стола руководителя полетов.

— То-то и оно, думать надо, — с укором протянул командир.

— Горизонт…

— По-о-ня-ял, — с растяжкой ответил Потанин.

Я вышел на мостик, чтобы лучше видеть, как Потанин будет заходить на посадочную полосу. На стылые горбатые сопки по-пластунски крался туман, он медленно накатывался на вершины, как загустевшая сметана. В небе громоздились развалы темных свинцовых туч. Это, видно, циклон, заблудившийся в океане, выпустил на материк полчища своих туч, чтобы восстановить ориентировку, а потом двинуть дальше — на запад. Прохлада жестко охватила мне плечи. Зайти на полосу без компаса все равно что с закрытыми глазами нитку в иголку вдеть.

Прошла минута, другая. И вот над сонной, мокрой и посиневшей от холода тайгой обозначилась черная точка. Точка росла, превращаясь в самолет. Это был Ноль-первый! Истребитель, ощетинившись посадочными щитками, перемахнул через макушки деревьев и, гордо задрав нос, прижался к земле.

С приглушенным свистом и рокотом самолет промчался возле СКП. И вроде бы за ним через сопку перекинулся ласковый ветерок. Сразу ожил флаг на мачте.

В конец полосы рванулся командирский «газик». А через некоторое время машина уже зафыркала у стартово-командного пункта. Хлопнула дверца. Потанин поднялся вверх по лестнице.

— Отбой! — строго сказал он и скрестил руки на груди.

Дежурный по полетам стремительно выбежал на мостик и, вытянув руку на полную длину, пустил в небо красную ракету.

Потанин подошел к планшету штурмана, сорвал с руки кожаную перчатку. Прищурился. И от этого прищура лицо его приобрело удивительную стремительность.

— Как вы тут вели меня, деятели? — спросил он и провел увесистой ладонью по карте. — Не скажешь, что здорово… У меня компас отказал, а они мне курс суют. Как его прикажете держать? Компаса-то нет! По солнышку, что ли? Оно само выхода не найдет к земле, в облаках заплуталось.

— По системе они вас заводили, товарищ полковник, — осторожно пояснил дежурный штурман, но тут же осекся под суровым взглядом командира.

— По системе Станиславского и Немировича-Данченко? Лицедеи! Знаете таких, товарищ штурман? Говорю, компас не работает а они мозги полощут. Сверхзадачу придумали. Ой, вы! — покачал он головой.

Я подошел поближе. Потанин сдвинул на затылок фуражку. Еще раз с укором посмотрел на штурмана, потом на меня.

— Выходит, Виктор Иванович, не одни птицы без компаса летают? — вставил я.

— Выходит, — согласился он, оттаяв. — Приноравливаемся к птицам. Ложку-то и впотьмах мимо рта не проносим. Научились. Так и здесь должно. А компас у меня и не отказывал вовсе. Это я так, для тренировки. Имитировал. Чтобы мои локаторщики не дремали. Профилактику мозгов им делаю, информацию к размышлению подбрасываю. А они — видишь ли! На такой умной машине пробить облака — раз плюнуть. Зажмурь глаза, брось управление, она сама, как слоеный пирог, проткнет эту облачность, только не мешай, — пошутил он и опять, сгорбившись, провел рукой по планшету и недовольно покачал головой: — Нарисовали… Кукрыниксы несчастные!

— Виктор Иванович, выпейте компотику, — весело предложила официантка, протягивая полковнику большую синюю кружку.

Потанин глянул на нее и сразу распрямился, будто только сейчас вспомнил о своей осанке, и заговорил уже совсем другим голосом:

— Вот спасибо, Людочка!

— Хорошо управляли и вывели хорошо, — осторожно ввернул я. — Зачем сердиться?

— Да не сержусь я. Чего мне сердиться?

Он потрогал рукой лежащую на столе коробку с нарисованными на ней тремя всадниками, отбросил крышку и взял из нее последнюю папироску. Понимающе посмотрел на меня, зажег спичку и поискал глазами лейтенанта Прохорова.

— Чего там притаился, Юра? — обращаясь к летчику, ласково сказал Потанин.

Лейтенант торопливо засеменил к столу.

— Товарищ полковник, лейтенант Прохоров выполнил…