Птицы летают без компаса. В небе дорог много(Повести)

— Выполнил, выполнил, — прервал его Виктор Иванович. — Не выполнил, а пробил, победил, можно сказать! Поздравляю, Юра! — крепко пожал он руку летчику. — Вот уж подергали тебя за воротник. Ничего, злее будешь. А сейчас давай отдыхать. В семье-то как у тебя, устоялось?

— Нормально, товарищ полковник.

— Вот и хорошо.

Потанин повернулся к Яшину:

— Что, комэск, подсуропили нас? А я еще верил. Рапорт, что на летчика настрочил, забери, для истории пригодится. Дома его на стенку повесь, на видном месте. И делай выводы…

— Делаю, делаю, — неуклюже потоптался на месте майор.

— Спасибо тебе, инспектор, — улыбнулся Виктор Иванович. — Видишь, себя вспомнил и реванш взял. История ведь повторяется, беркут.

Да, повторяется. Добро, которое нам отдает один человек, мы обязаны передать другому. Если бы мы расплачивались за добро добром только с тем человеком, который тебе его сделал, мы бы замкнулись в петле. А это уже не история. Так я тогда подумал, но ответил по-другому:

— Вспомнил, вспомнил, Виктор Иванович. Что поделаешь, мне очень часто приходится вспоминать себя, когда имею дело с молодежью, притом я привык и за них волноваться. В общем-то у нас у всех образовался большой перерыв, и всех бы нас следовало «провезти по собственной памяти», чтобы держать верное направление. — Я глянул на Яшина и добавил: — Память свою надо ворошить почаще, чтобы быть вежливым не только тогда, когда сами с собой разговариваем.

— Хватит, хватит философии, слышал все это, — остановил меня Потанин; его густые брови зашевелились. — Мы же не детский сад готовим.

— Такое я тоже слышал, — загорелся я.

— Согласен, согласен, — парировал полковник; ему явно не хотелось продолжать разговор на эту тему. — Сделаем, сделаем выводы. Верно, комэск?

— Верно, — нехотя отозвался тот.

— И глядите у меня, Яшин, чтобы командир звена капитан Рязанцев летал с инструкторского сиденья в облаках. Тоже поленились его выпустить? Хватит самим катать летчиков на «спарке». Методику обучения лучше совершенствуйте.

Яшин промолчал, только его маленькие глаза, казалось, стали еще меньше, точно сплющились. Может, сейчас он свои первые шаги в небо вспоминал, как трудно давались ему элементы выдерживания самолета на разбеге: направление, направление…

А вот Потанину вроде бы и вспоминать было нечего, словно он и не ходил в молодых летчиках. И все «первое» у него не такое, как у других, было, без особых волнений, что ли. Вернее, как без волнений? У каждого есть волнения. Просто он не думал так, как мы, что наши проблемы самые серьезные, а боли самые сильные. Скромнее у него все это было. В училище Потанин пришел облетанным, все ему давалось легко в технике пилотирования. Летал стрелком-радистом, а думал, как бы занять переднюю кабину, где сидел командир. И все-таки ее занял. А в строевой части пошел в зону техники пилотирования, в первый самостоятельный полет. Оторвал истребитель от земли, перевел в набор высоты, но не успел выполнить первый разворот, как у самолета остановился двигатель: в реактивное сопло птица-дура попала. Согласно инструкции, если у самолета «обрежет» двигатель до первого разворота, летчик должен садиться прямо перед собой. Но Потанин не стал так садиться. Ему было двадцать пять лет, а впереди была тайга и сопки. Он прекрасно знал, что истребитель не широколобый бульдозер — деревья с корнем не вырвет и землю не сровняет. Летчик развернул машину на сто восемьдесят градусов, выпустил шасси и отлично сел на свой аэродром. Сел, как говорится, безо всякого шуму. Перехитрил, превзошел он эту самую инструкцию. Видно, от природы у него такое чутье было, а что природа человеку дает, то и мылом не смоешь.

На полетах тогда присутствовал командующий. Он обнял лейтенанта Потанина, потом снял с руки золотые часы и вручил их молодому летчику. При этом намекнул командиру части, чтобы тот подыскал Потанину должность командира звена. Далеко не каждому пилоту суждено сверять свое время но часам, которые носил командующий, тем более с ним обниматься. Должность Виктору нашли сразу, а уж командовать он горазд был.

А вот майору Яшину следовало бы почаще вспоминать свои первые взлеты, делиться опытом с молодежью, рассказывать, почему сам когда-то не мог точно выдержать направление на разбеге. И воспитывать таких летчиков, каким он мечтал стать сам…

В комнату вбежал запыхавшийся капитан Валиков; его белые кудри слиплись на взмокшем гладком лбу.

— Разрешите, товарищ полковник? — бойко обратился он к Потанину.

— Что случилось, Валиков? — спросил командир.

— Прохоров самостоятельно в облаках вылетел, товарищ полковник. Надо, чтобы инспектор его летную книжку оформил, записал все. Он ведь его выпускал. — Капитан положил передо мной летную книжку, с обложкой, обернутой в свежую желтую бумагу.

— Небось Яшин распорядился? — миролюбиво спросил Потанин, потягивая компот. — Верно, комэск? Дескать, теперь моя хата с краю…

Яшин промолчал.