Он снова вышел из машины — запереть ворота. Пес повернул голову в сторону болот и замер, больше не обращая на нас никакого внимания. Потом вдруг навострил уши и кинулся в заросли тростника. Я видел, как он мчится по узкой тропинке по направлению к башне.
— Он окажется дома раньше нас, — заметил Кен, выжимая педаль сцепления.
Машина тронулась с места и покатила по широкой асфальтовой дороге. По сторонам были уже не болота, а кустарник и гравий.
Дождь прекратился, от облаков остались только длинные полосы, и черный силуэт приземистой башни Саксмира резко выделялся на медно-красном небе. Может, это и есть один из их хваленых закатов? — подумал я. Если и так, никто из здешних сотрудников не вышел на него полюбоваться. Вокруг было пустынно. Мы проехали развилку: одна из дорог вела к главным воротам, а другая — к старой радарной установке и башне. Возле них теснились сараи и бетонные корпуса. Внутри все еще больше напоминало заброшенный Дахау.
Кен проехал мимо башни и свернул на дорогу, ведущую к морю. В конце ее виднелись выстроившиеся в ряд, примыкающие друг к другу типовые сборные домики.
— Ну вот мы и приехали! — объявил он. — А, что я вам говорил? Цербер нас обогнал.
Пес вылетел со стороны шедшей через болота тропинки и, не сбавляя скорости, понесся куда-то за домики.
— А на что он так реагирует? — спросил я. — На свист определенной частоты?
— Не совсем, — уклончиво ответил мой спутник.
Я вышел из машины, а Кен вытащил мои чемоданы с заднего сиденья.
— Вы там спите? — спросил я, глядя на сборные домики. На вид довольно прочные, от ветра и дождя, по крайней мере, скорее всего защитят.
— И спим, и едим, и все остальное.
Никак не ответив на мой изумленный взгляд, он двинулся вперед, ко входу. Внутри был небольшой холл, дальше коридор, по которому можно было пойти направо или налево. Никого. Стены в холле и коридоре были выкрашены в скучный серый цвет, полы покрыты линолеумом. Все это напоминало поликлинику в маленьком городке в нерабочие часы.
— Мы ужинаем в восемь вечера, до этого еще куча времени, — сказал Кен. — Так что если хотите пока посмотреть свою комнату, принять душ — пожалуйста.
Я не очень хотел принимать душ, куда больше мне хотелось выпить. Я последовал за ним по коридору налево. Кен открыл дверь и включил свет. Потом подошел к окну и раздвинул занавески.
— Вы уж извините, — сказал он. — Янус обычно отправляет всех спать очень рано, а потом уходит на кухню. Шторы задергиваются в шесть тридцать и зимой, и летом, и в такое же время с кроватей снимаются покрывала. Он ужасный педант.
Я оглядел комнату. Тот, кто выбирал для нее обстановку, наверняка раньше работал в больнице. Тут было только самое необходимое. Кровать, раковина, комод, шкаф, один стул. Окно выходило на ту же сторону, где был главный вход. Одеяло на кровати сложено по-больничному, даже по-госпитальному, на военный манер.
— Все в порядке? — спросил Кен.
Он выглядел озадаченным. По-видимому, его смутило выражение моего лица.
— Все отлично, — ответил я. — А выпить тут можно?
Мы снова вышли в коридор, прошли через холл и вращающуюся дверь в дальнем конце. Я услышал стук мячика от настольного тенниса и приготовился увидеть, как развлекаются обитатели лаборатории. Однако комната, в которую мы вошли, оказалась пуста. Игроки в пинг-понг, кто бы они ни были, забавлялись в соседней комнате. А здесь стояли мягкие кресла, пара столов и электрический обогреватель. В углу помещалась барная стойка, куда и устремился мой юный спутник. Я с изумлением увидел там два огромных электрических чайника.
— Что будете — кофе или какао? — спросил Кен. — Или, может быть, что-нибудь холодное? Советую попробовать апельсиновый сок с содовой.
— Мне бы лучше виски.
Кен огорчился, словно хозяин дома, у которого гость попросил свежей клубники посреди зимы.
— Я ужасно извиняюсь, — заговорил он, — но мы тут спиртного не пьем. Мак не разрешает даже держать алкоголь в баре, это один из его пунктиков. Но вы, разумеется, можете запастись спиртным и пить у себя в комнате. Как же это я вас не предупредил? Ведь мы могли остановиться и взять бутылку для вас в «Трех петухах».
Он был так искренне расстроен, что я сумел сдержать вулкан эмоций, который рвался извергнуться из меня, и только сказал, что сойдет и апельсиновый сок. Кен облегченно вздохнул и налил в стакан тошнотворной жижи, сдобрив ее содовой.
Мне пора было наконец уразуметь, как тут все устроено. С Кеном понятно — он здесь что-то вроде монастырского служки. Ну а другие? Какой устав в этом богоугодном заведении? Что у них за орден — бенедиктинцев, францисканцев? В какое время звонят к заутрене, а в какое к вечерне?
— Вы уж простите мое невежество, — начал я, — но мне едва удалось перекинуться парой слов с начальником перед отъездом из «АЭЛ». Так что я почти ничего не успел узнать про Саксмир и про то, чем вы тут занимаетесь.
— Ну, об этом не беспокойтесь, — улыбнулся Кен. — Мак вам все объяснит.
Он налил себе немного сока и сказал:
— Ваше здоровье!
Я не ответил и прислушался к стуку мячика в соседней комнате.