Птицы небесные. 1-2 части

Девиз Грузии был таков: «Железной рукой пройти до Анапы. Это все грузинские территории». Неприязнь к Грузии охватила весь абхазский народ. Трагедия, развязанная преступными политиками, состояла в том, что до войны почти все семьи в Абхазии являлись смешанными. Война насильно разделила их: отец должен был воевать против сына, брат — против брата. Наш друг Борис, пилот вертолета, попал в плен и мужественно отказывался воевать против Абхазии. Его держали в тюрьме и жестоко избивали. Жестокость грузин к мирному населению вызвала всеобщее возмущение. Почти все мужчины Псху ушли добровольцами в абхазское ополчение. Оставшимся — тем, кто постарше, — командование раздало автоматы и они, разбившись на группы, круглосуточно стерегли тропы и перевалы. Минеры спешно ставили мины на основных тропах, ведущих в Сухуми и в Сванетию.

Фронт остановился в окрестностях Сухуми. Обе стороны продолжали накапливать силы, ведя ожесточенный артиллерийский обстрел позиций противника. С сухумских девятиэтажек стреляли снайперы-наемники. Мне говорили, что это были женщины-латышки. На стороне Грузии воевали также наемники из Украины. На противоположном склоне Сухумского перевала грузины создали сильно укрепленный район. В селе Шромы собирался грузинский карательный отряд для прохода на Псху, чтобы вырезать поименно все население. По данным разведки, этот штурмовой отряд насчитывал более трехсот человек. На Псху оставшихся женщин, стариков и детей насчитывалось человек восемьдесят. Их защищали абхазская рота из тридцати человек и двадцать ополченцев. Из этих разговоров стало ясно, что положение в Абхазии угрожающее, тем более на Псху.

— Батюшка, что делать, как быть? — со слезами на глазах спрашивали женщины.

— Нам остается только одно: молиться Матери Божией! — отвечал я. — Читайте акафист Иверской иконе Пресвятой Богородицы.

Утром множество верующих собралось в доме «воскресшего» лесничего и радостно поздравляли его с выздоровлением. Он выглядел так, словно никогда не болел. Василий причастился с большим благоговением и вновь твердо пообещал, что станет верным прихожанином и лично займется строительством церкви на Псху.

— Батюшка, что я пережил, вы не представляете. Меня все время как будто давили какие-то страшные колеса… — рассказывал он. — А за лечение спасибо, мы вам масло передадим.

Возвращаясь на Решевей, я удивлялся силе Церковных Таинств, о которых до этого только читал в семинарских учебниках. Никогда я не мог даже представить, сколько благодати скрыто в молебнах и чинопоследованиях, составленных святыми апостолами и отцами Церкви.

Страшное орудие диавола — мрачная сеть его помыслов. Один помысел, поработив ум, порождает второй, тот сцепляется с третьим — так образуется мир привязанностей. Так в душе иссякает все доброе и благое, пока она не рухнет под бременем погребающих ее, словно лавиной, греховных помышлений. Но, подобно ростку травы, пробивающему иссохшую почву, росток молитвы разрушает и преодолевает твердыни зла — обольстительные сети помыслов, пока не станет могучим древом благодати и вершиной не коснется Небес.

ВОЕННЫЕ ТРЕВОГИ

Господи, Боже мой, если я помню зло от ближнего моего, значит, не имею смирения. Если живет во мне страх перед опасностью, значит, нет во мне веры. Если опаляет меня гнев на ближнего моего, значит, лишен я любви Твоей, Боже. Без нее я, несчастный, превосхожу своей тьмой самую лютую бездну, а безсмертной любовью Твой дух мой сияет ярче солнца. Если я — прах земной, то даже солнце и луна — пепел. Но если я — Твой сын, Господи, то Божественные пространства любви Твоей — святая родина моя и блаженная отчизна.

Поселяющаяся в наших сердцах тревога до той поры убивает нас, пока мы отвергаем происходящее и ропщем на случающиеся с нами обстоятельства. Но как только мы примем их, как попущенные нам Богом испытания для нашей пользы, а польза может быть только одна — смирение, то все тревоги исчезают и в душе возникает истинное понимание происходящих событий. Это и есть духовное рассуждение.

В скиту по ночам я начал завешивать окна одеялами, чтобы скрыть свет свечи, при которой читал монашеское правило и богослужебные книги. Каждый шорох за окном или падение ветки заставляли меня напряженно прислушиваться. Страх ночного визита грузин-уголовников преследовал меня по ночам. Оставалось только одно: молиться, как я советовал людям на Псху. В одну из темных осенних ночей я услышал под окнами хриплые голоса:

— Как ты думаешь, в доме кто-нибудь есть?

— Нет, конечно, видишь, он брошенный… — ответил другой голос.

— Давай сломаем дверь!

— Не надо, еще шум будет. Вдруг рядом засада…

— Ладно, пойдем поищем другой дом…

Я сидел ни жив ни мертв, погасив свечу. Единственным прибежищем оставалась молитва.

Голоса и шаги смолкли, но еще долго я прислушивался к ночным звукам и шуму ветра, борясь с жутким страхом, заставляющим цепенеть все тело. Утром ко мне прибежала старушка-соседка:

— Батюшка Симон, у вас были грузины?

— Были…

— А взяли что-нибудь?

— Нет, они совещались под дверью, а потом ушли.