Птицы небесные. 3-4 части

— Что с людьми делается? Не понимаю… Стою недавно в очереди в магазине. Впереди старушка, уже вся сморщенная, как грецкий орех. Смотрю, читает книгу: «О чем мы должны говорить?» А дальше написано: «Если вы ищите любовь, то вы должны понимать, о чем говорить с мужчинами…» И дальше всякая чепуха! А то мужики с ума сходить начали. Один такой стоит у нас во дворе и ораторствует: «Скоро жизнь наладится и все будет хорошо!» Слушаю его — дурак, не дурак? Когда она становилась лучше? Только все хуже и хуже. А другие ему поддакивают: «Конечно, все должно быть хорошо. Только бы войны не было!» Не понимают того, что когда войны нет, значит к ней как раз все и готовятся! Это похоже, сын, на то, как если бы кого-то без конца обманывали, а он бы говорил: «Скоро все наладится! Скоро все будет хорошо!» А когда будет хорошо? Когда ограбят до нитки? Видать, для кого в церкви нет Бога, у тех в голове для ума нет места…

— Но где-нибудь на земле есть нормальная жизнь, Федор Алексеевич? — Санча не удержался. — Осталось же еще что-то хорошее?

— Осталось, не спорю. Выхожу как-то во двор воздухом подышать. Вижу, девочка разглядывает обрубок дерева, остальные деревья давно посохли. Она маме и говорит: «Мамочка, какой все-таки мир прекрасный!» Для тех, кто только родился, он прекрасный, потому что другого не знают. А мы-то видели каким он раньше был и каким теперь стал…

— Папа, а ты здесь причащаешься? — меня больше всего волновал этот вопрос.

— Причащаюсь, сын, а как же! Хожу вместе с послушницами в Адлерский храм. Иногда монахи на квартире причащают и исповедывают. Слава Богу за все! И монахам спасибо! Особенно Саше вот этому, никогда меня не забывает… — Александр углубился в питье чая и сделал вид, что не слышит.

— Саша, какие новости в монастыре? — спросил я.

— Ездил я, батюшка, в монастырь, хотел остаться, но передумал. Поставили там меня на огородное послушание. Все бы ничего, да прислали на помощь монахам студенток из какого-то мединститута. Какое там послушание? Бросил все и снова в Адлер уехал. Хочу тоже на Афон податься…

— Давай, Саша, оформляй документы и милости просим к нам на Карулю! В тесноте, да не в обиде. С деньгами поможем!

Не желая того, в этот приезд я очень обидел своего старика. Заметив, что он тщательно перепрятывает в шкафу свою старую одежду, я сказал отцу:

— Пап, зачем ты прячешь эти старые вещи, кому они нужны?

Тогда аскетизм составлял для меня основу всей жизни.

— Как зачем, сын? Разные люди приходят, то монахи незнакомые, то какие-то агенты по свету, по воде — того и гляди, чего-нибудь и не досмотришься, — ответил он, старательно запирая дверцы шкафа на ключ.

— Папа, это уже не смешно! Когда тебя не будет, все это старье выкинут на свалку!

Мне хотелось научить отца не привязываться к вещам, но вместо этого он сел на стул и горько зарыдал, закрыв лицо руками.

— Папа, прости меня, сказал не подумав! — просил я прощения, плача вместе с отцом.

Он долго не мог успокоиться, но, в конце концов, мы примирились. На прощанье я попросил отца беречь себя и пообещал, что буду на связи, еще раз попросив прощения. Каждый раз расставание со старичком было очень болезненным:

— Папа, на Афоне, рядом с нами есть телефон-автомат. Буду стараться звонить тебе время от времени. Когда понадобится что-нибудь, я всегда приеду. Послушницы тоже тебе помогут. Если что, врачи рядом, через дорогу! И прости меня за все…

— Ох, сын, в больницу ни за что не пойду! Навидался я врачей… Бог лечит, а врач калечит, так-то! Уж лучше потерплю, чем с ними связываться… А тебя Бог простит!

В Москве мы вместе с отцом Агафодором проведали наших подвижниц из Абхазии, принятых на Московское подворье игуменьей Фотинией. Радостные сестры, постриженные в инокини, окружили нас:

— Идемте с нами, батюшки. Матушка игуменья благословила накормить вас!

За трапезой мы услышали все новости подворья. У инокини Никифоры начались скорби: монахиня, которую она избрала себе старицей, подружилась с новопоступившей молоденькой послушницей. Из-за этих переживаний жизнь у инокини на подворье пошла вкривь и вкось.

— Сестра Никифора, прошу тебя, ходи на исповедь к отцу Кириллу! Ведь это же искушение. Старец рядом, а ты себе дружбу ищешь среди сестер!

— Ах, батюшка, привязалась я к ней, вот и мучаюсь… Буду стараться!

У инокини Раисы дела пошли в гору: ее назначили старшей по кухне и она ревностно исполняла свое послушание, хотя сама очень желала попасть в скит. Инокиня София во время этой беседы сидела очень серьезная.

— А что нового у тебя, сестра? Не унываешь? — спросил я.

Лица всех присутствующих повернулись к ней.