Но если человек думает лишь о собственной выгоде в духовной жизни, ему нет помощи Божией в спасении, и он становится подобен сухой бесплодной ветке, которая потом отсекается и сжигается. Часто бывает, что любят только свою семью, а до других — нет дела. Люди молятся Богу, а живут для себя. Это тоже проявление того же самого эгоизма. Нельзя читать Евангелие просто так, как читает большинство людей. Нужно, чтобы каждое слово священных заповедей Христовых проникало в душу и преображало ее. Посвяти свою жизнь другим, и так избавишься от самолюбия. Защищай ближних, как защищаешь себя, и так победишь эгоизм. Победа над эгоизмом — это прямой путь к спасению. Если не отдашь свое личное счастье в обмен на чужое страдание и боль, невозможно преодолеть самолюбие и саможаление и прийти к спасению. В Христе все люди — одна семья, и тот, кто придет к такому пониманию и станет жить им, уподобится Христу и воссядет рядом с Ним, как друг Его и сродник…
— Батюшка, не знаю, как благодарить Бога, что Он дает радость встречи с вами и великое утешение видеть и слушать вас! У меня для вас подарок, стихи с Афона. Посвятил их вам от всего сердца! Надеюсь еще не раз увидеть вас в добром здравии и говорить с вами, — не сдержав слез, выпалил я.
Старец углубился в стихотворение.
— Да, да, это так, это так, — задумчиво промолвил отец Кирилл, закончив читать и глядя куда-то вдаль. — А как дальше будет, Бог знает, отец Симон, Бог знает… А за стихи спасибо! Пиши еще…
Нагруженный подарками, я вышел, счастливый, из кельи старца. У двери меня ждали инокиня София и ее знакомая Елена.
— Ну, как батюшка себя чувствует?
— Слаб, конечно, но, слава Богу, духом еще бодр! Вот сколько подарков надарил…
После исповеди Софии и Елены, с благословения отца Кирилла, мы составили прошение в банк, где работал муж Елены. Благодаря их помощи, мы впоследствии на Афоне приобрели маленький трактор, расчистили от завалов дорогу от моря наверх к корпусу, сделали ремонт, изготовили иконостас, стасидии, Престол, жертвенник и смогли освятить заново храм Вознесения Господня. С благодарностью вспоминаю эту добрую женщину, вложившую не столько деньги, сколько душу в возрождение Новой Фиваиды.
В Троице-Сергиевой Лавре меня ждала нежданная встреча с иноком Харалампием.
— Батюшка, отец Симон, благослови! Счастлив тебя видеть…
— Я тоже, дорогой отец Харалампий! Ну, рассказывай, как твоя молитвенная жизнь?
— Что рассказывать, отче? Даже не знаю, не жизнь, а сплошное искушение… Прошлой зимой попал я на исповедь к отцу Кириллу и говорю: «Батюшка, у нас на Псху убили участкового милиционера, нашего покровителя! Жить мне на Решевей или меня что-то плохое ожидает?» Помолчав, отец Кирилл мне говорит: «Жить». Потом сделал паузу и снова: «Жить, жить, жить». Затем пауза и как бы скороговоркой «Жить, жить, жить, жить». Подходил я и к старцу Никодиму здесь, в Лавре, у преподобного Сергия. После молитв он мне сказал: «Поезжай на Решевей, да будь примерным пустынником! И меня в молитвах не забывай…» Но уехать тогда мне было не суждено…
Мой собеседник вздохнул.
— А что случилось, Харалампий?
— Искушение… потерял я паспорт и в Абхазию мне путь был закрыт. А тут, не знаю как, познакомился я с молодой женщиной Зинаидой, ей двадцать шесть лет, а дочке шесть лет. Мне сорок пять. Ладно. Ездили мы с ней на Остров к отцу Николаю Гурьянову, да вы знаете его?
— Слышал о нем много хорошего и сам чуть было не поехал к нему… Ну, и что дальше?
Мне нравился этот простой и блаженный пустынник, с которым мы когда-то не один год делили хлеб и соль.
— Так вот, говорю ему, — продолжал инок. — Мол, можно мне жить с Зинаидой, как брат с сестрой? Отец Николай крестом перекрестил меня при ней: «Жить, жить…» Так и сказал. А перед нашей встречей с ней, подруги говорят ей: «Зина, что ты замуж-то не выходишь?» Она ведь с мужем развелась. Ну так вот… А она им отвечает: «За кого сейчас выходить-то?» Знаете, батюшка, к ней сваталось много ребят. Зина еще красивая была и выглядела моложе своих лет, как будто еще в школе учится. И что вы думаете? Она подружкам отвечает: «Я согласилась бы жить, как брат с сестрой, да кто сейчас на этой пойдет? Может только монах из монастыря какого…» А тут я и подвернулся…
Мы помолчали, затем пустынник возобновил свой рассказ.