Птицы небесные. 3-4 части

— Благословите, отче Харалампие, и простите, что утомил вас вопросами! — попросил я прощения у старца, видя, что он утомлен. — Можно к вам еще приходить, если это возможно?

— Ничего, ничего, главное, чтобы вы исполняли то, что говорит духовник, — усмехнулся Геронда и надел свою старую шляпу. — А приходить, приходите, Бог благословит! Только всех своих «товарищей» оставь навсегда за порогом кельи, патер!

— Каких товарищей, отче? — не понял я.

— Помыслы, говорю, помыслы оставь, понимаешь?

— Теперь понял, Геронда! Благословите, — я наклонился, целуя его натруженную руку.

— Отче Харалампие, а если, к примеру, ум ленится на Иисусову молитву, что делать? — последний вопрос задал отец Агафодор, помогая старцу подняться и подавая ему скамеечку и удилище.

— Держи молитвенное правило по книгам, пока сердце не согреется, а потом переходи на четки…

Мы попрощались с духовником, который старческой походкой вошел в ворота монастыря. Щедрый и гостеприимный монах Дионисий, чадо старца Харалампия, нагрузил нас продуктами в монастырской кухне и поделился за чаем своими скорбями, наш друг-иконописец был печален: порядки в монастыре менялись на суету и попечения, невзирая на молитвенный устав, учрежденный старцем. На Карулю мы отправились пешком. Монах долго смотрел нам вслед, как мы уходим по тропе: нас сопровождали распростертые в синеве крылья парящих чаек — непременная принадлежность афонских морских просторов.

Все образы мира сего, что видели глаза мои, — где они? Не смогло зрение мое ни удержать их, ни насытиться ими. Все звуки, что слышали уши мои, исчезли, словно пролетающий ветер, не напитав слух мой. Все запахи цветов луговых, что вдыхал я, лишь дразнили мое обоняние и тут же исчезали, ничего мне не оставив. Все ощущения и остальное, чего касался я и прижимал к сердцу, прошли, словно туман, сквозь мои пальцы и утекли в никуда. Те страсти, что я пережил, желания, к которым устремлялся, и помыслы, которые придумал, — оказались пустышками моего ума: пробудился я, и вот, — где все это? Но Ты, единственный Боже, пребывающий со мной с первого вдоха и до сего момента, никогда не оставляешь меня, неразумного, и не только не оставляешь меня, но и заботишься неусыпно обо мне: питаешь тело мое Хлебом живым и Небесною Твоею Кровью и животворишь душу Святым Твоим Духом. Это тело мое, душу, ум и сердце Ты воскресил из небытия, затем из мира теней вывел в нетварный свет Царства Истины и возложил на главу духа моего драгоценный венец духовного блаженства — нескончаемого созерцания Божественных Твоих Тайн и неколебимого Царства Твоего.

НЕВИДИМЫЕ СТАРЦЫ

Тело ищет кусок хлеба и, найдя, удовлетворяется им. Но никогда не видел я, чтобы душа устремлялась к земной пище! Устремлялись пожелания и помыслы, но душа никогда не помышляла о насыщении прахом земным, ибо ее питание — Дух Святой, сходящий с Небес. И Его, только Его она ищет день и ночь, плача и рыдая о Нем, и не сравнить эти страдания души ни с каким голодом земным. Испытал и я голод земной, тяжко телу без плодов земных, но что дальше? Насытилось оно, обленилось и в довольстве своем возжаждало утех и наслаждений, а принятые им пища и питье не пошли впрок. Не так, не так желал бы я поступить с телом своим, видя в нем только похотливое животное; даже это бренное тело Бог преобразует в свет и благодать, когда исполнятся сроки. И дал Ты узреть, Господи, что душа преображается в нетленный свет благодати и становится Небесным духом, сияющим, как луч Божественного Солнца. И тогда тело мое и дух мой становятся выше естества, выше времени и пространства, ибо они служители духа моего, соединившегося с Тобою, Христе, соединением неизреченным, а через Тебя — и со Пресвятой Троицей. Славлю Тебя, Господи Неба и земли: «Да будет во всем святая воля Твоя непреложно во веки веков!»

С полной устремленностью души и сердца жить священной литургией взялся я за собирание рассеянного ума во время богослужения. Молитвенное правило мы совершали по кельям, невзирая на духоту и жару. В нем я старался собрать ум целиком в сердце, чтобы служить литургию собранно и сосредоточенно, не уклоняясь ни в один помысел, стоя перед престолом Божиим. Со временем это принесло свои плоды: слезы заливали мое лицо, когда приходилось выходить со Святыми Дарами из Царских врат. Во время чтения Евангелия трудно было видеть текст из-за обильных слез. Каждение приходилось совершать, вытирая слезы платком, держа его в левой руке. Такие литургии всегда сопровождало сильное умиление.