Птицы небесные. 3-4 части

За время их отсутствия мы с Ильей залепили герметиком швы на ржавой крыше нашей каливы и, купив зеленую краску, покрасили ее. Этой же ночью поднялся такой ураган, что у нас сорвало несколько листов и даже толстое старинное железо на калибке послушника завернуло в рулон. Пришлось снова чинить обе крыши и придавливать их тяжелыми камнями. Тем временем известие о том, что трое русских поселились на Каруле достигло и Кавказа. На Афон паломником приехал помощник и послушник игумена Прохора из Ново-Афонского монастыря. Он прожил у нас неделю, попросившись переночевать, ютясь в тесной комнатке у отца Агафодора. Затем стал располагаться у него надолго, пока тот не взмолился, прося его, в свою очередь, подыскать себе другое место из-за тесноты и духоты в нашей маленькой каливе. Пытаясь подсказать послушнику правильное решение, я принялся говорить ему о воле Божией, которую сначала нужно узнать через старца. Он вспылил:

— Да это я и без вас знаю и сам могу любому рассказать! Что вы меня учите? Я сам вас всех научу!

Побродив по Афону, он вернулся на Карулю и с благословения отца Христодула занял одну из разрушенных келий на внутренней Каруле. Впоследствии он принял постриг где-то у зилотов-раскольников в греческом монастыре на материке.

Самым неожиданным оказался приезд архимандрита Пимена с друзьями — русским генералом и московским предпринимателем Крутовым. Подивившись нашей скудости и бедности, они поддержали нас деньгами. На эти средства мы купили смолу и ароматные масла для ладана, а мне — крепкую палатку для гор. В утренних беседах за чаем мы ближе узнавали друг друга. Предприниматель, которого звали Сергей, делился своими переживаниями.

— Понимаете, батюшка, вот что удивительно: когда я лежал в реанимации, а врачи изрезали меня всего, чувствовал, что умираю. А молитва во мне была такая, что той благодати, которую я тогда ощущал, до сих пор даже самой малости не чувствую, хотя много молюсь и причащаюсь…

— Это точно! — подтвердил генерал. — В самых-то передрягах и вспоминаешь о Боге!

— Теперь и деньги появились, достаток во всем, а чего-то все равно не хватает… — продолжал Сергей. — Говорят мне батюшки: надо, мол, пожертвования делать! Я согласен, надо жертвовать. Но вот что вижу… Жертвую много, а радости и благодати не ощущаю…

— А на что вы жертвуете, Сергей? — спросил я.

— На разные церковные программы для народа, на восстановление монастырей и храмов…

— А если просто помочь какому-нибудь больному или бездомному?

Мой вопрос озадачил его.

— Так это же нужно с ними возиться! А так я отчислил деньги в какой-нибудь фонд — и спокоен…

Генерал с предпринимателем уехали затем в Русский монастырь, а отец Пимен остался на Каруле, желая разделить с нами постническое житие и устроившись в моей комнате. Уединение и тишина ночных молитв в стасидии над обрывом восхитили его. А литургии в Троицком храме, построенном русскими монахами Феодосием и Никодимом, привели его к идее: издать рукописи этих подвижников об Иисусовой молитве, которые неведомыми путями попали в его руки в монастыре, где он нес свое послушание:

— Издадим их записи небольшой книжечкой для вашей кельи! Пусть будут у вас книги для благословения паломников…

Но его опасения насчет жизни на Афоне насторожили меня:

— Слышал, Симон, что на Афоне грабят кельи? Нет? А мне рассказывали: тут и наркоманы живут, и даже бандиты, особенно албанцы! — доверительно сообщил мой друг.

— Ну, это не новость! — ответил я. — Хотя сам не знаю такого, вроде бы все спокойно… Правда, наверху у Данилеев полно албанцев. Иногда они спускаются к морю своей компанией, ловят рыбу и жарят ее на костре на берегу, — рассказал я отцу Пимену все, что знал об албанцах.

— Вот-вот, а там среди них и наркотики распространены. Ты берегись, отец! — предостерег он.

Во время ночного молитвенного правила мой старый товарищ позвал меня:

— Симон, давай прогуляемся по тропе. Ночь лунная, такая красота кругом…

Мы неторопливо пошли по каменным ступеням, любуясь спокойным морем. Небольшие облачка наплывали на луну, бросая на водную гладь и на скалы скользящие тени. На берегу мы заметили ярко пылающий костер, черные силуэты людей возле него и услышали их хриплые голоса.

— Гляди, отец Симон, албанцы! — дернул меня за руку взволнованный друг. — Награбили, теперь добычу делят…

— Похоже, это именно они… — подтвердил я.

Один из сидевших у костра услышал наши голоса и поднял голову. Мы быстрыми шагами, прыгая через две ступеньки, устремились в свою каливу и заперлись. Под окнами, топоча ногами, пробежало несколько человек.

— Ух, бандитье! — разволновался отец Пимен. — Может, полицию вызовем? Чего им за нами гнаться?

Посовещавшись, мы решили тихонько лечь спать, тем более что больше беготни под окнами не было.