Птицы небесные. 3-4 части

Свежий густой ветер тек с перевала вдоль реки по лесному ущелью, поэтому вялости, подобно Карульской, никто не ощущал, молясь долгими зимними ночами. После Рождества и Крещения начало ощутимо пригревать весеннее солнышко. На горных склонах показалась молодая зеленая травка. Как отрадно было прогуливаться с четками вдоль светлого говорливого ручья в солнечные дни и молиться на его берегах, сидя на прибрежных валунах!

Русские подвижники начала века снова удивили меня. По ущелью в обрывах реки, под большими валунами, я обнаружил множество остатков чрезвычайно убогих жилищ, сооруженных бесприютными монахами-сиромахами. Какую же нужно было иметь ревность к монашеской жизни, чтобы в холоде и сырости Афона строить холодные, наспех сооруженные из камней жилища и иметь силы в них подвизаться! Вскоре молитвы мои в монашеских убежищах закончились: весна стремительно превращалась в лето, закончившись за две недели. На лещине закудрявились пушистые сережки, молодая листва загустила берега, а речушка превратилась в грохочущий поток; тепло прибывало с каждым днем.

У нас с отцом Агафодором проснулась огородная жилка: мы высадили все, что можно было достать в монастыре: рассаду помидоров и огурцов, семена свеклы, моркови, капусты и тыквы. Иногда, когда я останавливался, опершись на лопату и утирая пот со лба, мне казалось, что юность вновь вернулась в мою душу и сердце, настолько молодо я чувствовал себя в этот период! В один из теплых, почти по летнему апрельских дней я обнаружил исчезновение отца. Крики и поиски не дали никаких результатов. Догадавшись, что старик мог уйти в далекую прогулку, я поспешил по горной дороге, ведущей вверх по ущелью к греческому скиту монастыря Ксенофонт. Далеко впереди я увидел скрывшуюся за лесным поворотом фигурку монаха Симеона. Запыхавшись, я догнал его:

— Ты куда собрался, папа?

— В магазин, сынок! — не переставая идти, ответил он. — Нужно посмотреть, что там есть…

— Здесь же нет никаких магазинов! — Мои слова не подействовали на отца. — Вокруг один лес!

Однако и это не остановило его:

— Не может быть! Если дорога есть, значит и магазин есть!

Его упрямство побудило меня удержать старика за рукав куртки:

— Папа, идем домой! А в магазин мы тебя отвезем на машине, пешком туда не дойти…

Благодаря хорошим ладанным рецептам, наш ладан постепенно нашел своих покупателей в магазинах Афона. Теперь основные средства на жизнь начало давать изготовление ладана, ставшее рукоделием нашей кельи. Из России все больше паломников приезжало на Афон. Монахи из монастыря архимандрита Пимена также начали периодически закупать у нас ладан.

Я перестал поминать огромное количество имен по запискам паломников и принимать от них деньги. Во-первых, потому что проскомидия затягивалась и длилась больше трех-четырех часов, и во-вторых, потому что чувствовал сильное недомогание от молитв за неизвестных мне людей. Болел до того, что не имел иной раз сил даже подняться с койки, лежа на ней в каком-то отравленном состоянии души. Резко сократив прием поминальных записок и денежных пожертвований, удалось снова восстановить здоровье. Отец Кирилл и здесь оказался прав, не благословив мне подобные поминовения.

Всем братством мы посетили молитвенные места, связанные с жизнью старца Иосифа Исихаста, начав со скита святого Василия. Скудость и аскетизм монашеского быта небольшого братства знаменитого подвижника вызвали у всей нашей братии глубокое почитание святого анахорета. Устав Иосифа Пещерника с тех пор стал нашим основным распорядком молитвенной жизни: седмицу проводили по четкам, устраивая по кельям всенощные бдения, а литургии служили по воскресеньям. В то же самое время в моей душе росла и крепла искренняя благодарность отцу Кириллу за то, как он верно определил нам на Кавказе духовные ориентиры: создание небольших монашеских храмов в уединенных местах — все то, что нам открылось на Святой Горе как древняя аскетическая традиция.

Весеннее тепло вновь придало мне сил — и духовных, и телесных. Не дожидаясь Пасхи, в конце марта, я поднялся с иеромонахом Агафодором и послушником Ильей к пещерам в скалах Афона. Возле них еще лежал глубокий снег. Отпустив братьев, я бродил вокруг неприступных скальных стен, проваливаясь в мокрых ботинках в глубокий снег и пытаясь найти место для палатки. Все вокруг было занесено рыхлыми снежными сугробами. Мое внимание привлек большой лавинный конус слежавшегося снега. По нему удалось подняться почти до второго яруса обледеневших скал. Карабкаясь по ним, я неожиданно выбрался к устью огромной пещеры, невидимой снизу и прикрытой широким скальным козырьком. По трещинам скал цвели подснежники и нарциссы. Снега здесь почти не осталось, потому что склоны скал хорошо прогревались днем от солнца.