Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1

– Классика, конечно! – я назвал своих любимых композиторов.

– А из русской классики кто вам ближе?

– Чайковский, безусловно. Еще, может быть, Бородин. Слушал концерты Рахманинова в филармонии, но, правда, иногда скучал…

– А Скрябин вам знаком?

– Только по фамилии. В отделах музыкальных магазинов мне не приходилось видеть пластинок с записями его музыки…

– Ну, это не удивительно! Там трудно что-либо подыскать стоящее… А я очень люблю Скрябина. Ему посвящали свои стихи Бальмонт и Пастернак. Я тоже написал стихотворение о музыке Скрябина. Оно не столь удачно, тем не менее, чтобы меньше говорить, хотите, я прочитаю его?

Из этого взволнованного чтения мне запомнилось несколько строк:

Я погружаюсь. Средь клавишей нервной ряби,

Чувствую – это Скрябин.

В нервном рокоте фортепьянного океана

Я постигаю – это нирвана…

Мы помолчали, слушая, как потрескивают в костре смолистые сосновые ветки.

– Мне понравилось ваше стихотворение, хотя в нирване я не знаток! – проговорил я, нарушив молчание.

– Тогда постарайтесь по возможности познакомиться с его музыкой…

Супруга пианиста, смущаясь, сказала:

– Мы еще не пришли к пониманию Христа, но чувствуем, что Он где-то совсем рядом… Пока музыка для нас – нечто сродни религии.

Прожив рядом со мной две недели, они начали собираться в обратный путь, потому что их отпуск подходил к концу. Эти приветливые и милые люди очень обрадовались, узнав, что я собираюсь навестить в Одессе своего друга и уговорили меня обязательно пожить у них на даче у моря, которая располагалась неподалеку от монастыря. Эта новость вызвала в душе радость – все складывалось как нельзя лучше. Мы обменялись адресами, я проводил их по тропе до автобуса на большой Рице. Тепло распрощавшись, они расстались со мной, взаимно утешенные нашей встречей и совместной жизнью на прекрасном и ставшем таким уютным для нас горном озере.

Подошло время и моих сборов. С грустью я прощался с полюбившимся мне уголком Кавказа, не зная, придется ли еще когда-нибудь побывать здесь. Но Бог уже тогда располагал вернуть меня в Абхазию и много раз впоследствии мне пришлось проезжать мимо этих удивительных мест, но жить там уже не довелось. Приехав на турбазу, я со стыдом попросил прощения за испорченную дорогую палатку, ублажив подарками добрую заведующую турбазы, сдал на склад рюкзак и спальник, испросив разрешения временно остановиться в филиале турбазы в Гаграх, где я намеревался разузнать о своем дальнейшем маршруте. В этом чудесном городке Черноморского побережья Абхазии, приютившем меня, я сразу постарался выяснить, где находится церковь, чтобы с нее начать поиски Библии.

Ночью мне приснился необыкновенно яркий сон, который настолько врезался в мою душу, что утром я сразу записал его в виде стихотворения. Мне приснилось, что я нахожусь в храме и ко мне подходит удивительной, строгой красоты женщина с очень добрым лицом, на котором сияли, или, вернее, мерцали и лучились тихим светом кроткой неземной любви прекрасные глаза. Сердце точно знало, что это Божия Матерь, я с огромным волнением и благоговением услышал Ее ласковый нежный голос: «Слушай монахиню…» Я проснулся со слезами на лице, исполненный с головы до ног светлой радости, всей душой ощущая уверенность в том, что сегодня встречусь с чем-то очень хорошим и очень важным в моей жизни. Сразу же, боясь забыть это переживание, я записал его в стихах:

* * *

На рассвете родилось мерцание

Строгих глаз – два светлых откровения,

Возвещая скорое свидание

Для души, возжаждавшей спасения.

Торопился я по сонным улицам

И молился полудетским лепетом.

И душа, измученная узница,

Пробуждалась, исполняясь трепетом.

С вами в здания входил я узкие,

Был я нем и неуклюж, как чудище.

Возвещенное скрепилось узами,

Замкнут круг, но прошлым или будущим?

Не без труда отыскал я маленький храм, спрятавшийся среди вечно зеленых цветущих магнолий, и вошел внутрь. Служба уже заканчивалась и мне удалось протиснуться к священнику через толпу обступивших его прихожанок. Благословив меня, он сказал, что Библии на продажу у него нет, но недавно к нему приезжал его друг, священник из Батуми, вот у него есть лишняя Библия и владелец, возможно, уступит мне свою редкую книгу. Услышав это, я возрадовался всей душой, так как в те времена книги по христианству достать было невозможно, а если они появлялись на черном рынке, то стоили огромных денег.

В раздумье я вышел на церковный двор и заметил в углу, под высоким кипарисом, кольцо верующих женщин, тесно кого-то обступивших. Подойдя поближе, я увидел, что женщины окружили престарелую, сухонькую, с добрым лицом монахиню, с любовью отвечающую на их многочисленные вопросы. Она подняла глаза и мир поплыл передо мною. Они излучали что-то такое родное, что я начал плакать, стыдясь своих слез и вытирая их руками. Монахиня взяла меня за руку, перекрестила и четко, строго сказала:

– Слушай внимательно: на дурное не ходи, делай доброе. А лучше иди в монахи, – и спасешься…

Я молча кивнул головой. Но обступившие нас женщины запротестовали:

Молодой человек, ты лучше сделай так: и на земле поживи, детей заведи, и Богу угоди