Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2

Я упал на колени: «Слава Тебе, Пресвятая Богородица, Заступница наша и Защитница! Если бы не Ты и не Твоя скорая милость, эта церковь сгорела бы дотла! Пусть теперь она стоит без сетки, как есть… Если Ты не сохранишь келью Своим милосердием, как я могу ее уберечь?» Оставшиеся недели прошли спокойно: вертолет не пролетал, и я перестал пристально вглядываться в тревожный горизонт. Ночные дожди смыли остатки обгоревшей сетки, а дыры от сгоревшей кровли я заткнул остатками пластика. Только черные пятна пожарища на крыше безмолвно говорили о минувшей опасности.

В скиту при моем появлении началась суматоха. Навстречу выбежал взволнованный Аркадий, поправляя сползающие на нос очки:

– Батюшка, чудеса! Отец Пимен приехал!

Новость удивила меня:

– Правда? А где он сейчас?

– Беседует с людьми на Псху. Потом сюда собирается! Шишин заехал на лошади и сообщил.

Пока мы наводили в доме и на кухне порядок и чистоту, насколько это было возможно, со двора донесся знакомый зычный голос:

– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

– Аминь! Аминь! – ответили мы с послушником в два голоса.

Во дворе начались приветствия: с верхней поляны спустились отец Ксенофонт и послушник Евгений. Архимандрита сопровождали два монаха: один высокий, худой, склонявший в разговоре голову на плечо, другой помоложе, расторопный и бойкий, по виду – келейник.

– Отец Симон, а мы к тебе! Как спасаешься?

– Твоими молитвами, отче! Благослови…

Отец Пимен представил мне своих спутников: высокого и худого иеромонаха Онуфрия и молодого иеродиакона Симеона, с юношеской кудрявой бородкой.

– Ты на вертолете прилетел, отче? – спросил я после приветствий.

– Ново-Афонский монастырь машину дал, «Газель», на ней и добрались. До сих пор спину ломит. Лучше бы летел вертолетом… Место для нас найдется?

– Найдется, найдется… – захлопотал Аркадий, указывая, где можно устроиться.

– Отец Симон, благословите, я уйду в палатку, а отец игумен пусть устроится в моей комнате, – выступил с дельным предложением Евгений.

После молебна в новопостроенной церкви в честь великомученика Пантелеймона, за вечерним чаем мы проговорили допоздна. Архимандрит поведал нам, что монастырь быстро возрождается, хотя возникло много проблем с местными жителями, пока еще живущими в стенах обители. Святейший Патриарх Алексий принимает участие в возрождении северной святыни, так как с юности любит эту известную обитель. Маленький отец Херувим теперь знаменитый духовник, и к нему теплоходами едут паломники на исповедь и совет.

– Ты бы хотел посетить наши края, отец Симон? – полюбопытствовал мой друг.

– С радостью! – ответил я, видя для себя пользу пообщаться с монахами, и особенно с монастырским духовником, отцом Херувимом.

– Это хорошо! – удовлетворенно улыбнулся мой друг. – А что, литургию послужим в вашем новом храме? Когда-то мы мечтали его построить, а теперь он уже стоит… Дивны дела Твои, Господи! Это все ты построил, Симон?

– Большую часть церкви срубил твой постриженник. Я только начал стройку, а все остальное – его рук работа! Верно, отец Ксенофонт?

– Простите, отче, что построил сруб с недостатками: углы плохо связал, – смиренно откликнулся иеромонах.

– Это ты видишь сам свои недостатки, а на мой взгляд – неплохо сделано!

Архимандрит критическим взглядом еще раз окинул нашу церквушку, затем обернулся ко мне:

– Отец Симон, а на Грибзу сходим?

– Это можно. Все пойдем? – уточнил я.

– Ну, кто там уже был, может не ходить. А мне интересно взглянуть. Впрочем, кто хочет, может пойти с нами…

– Я пойду, если благословите! – Аркадий с надеждой посмотрел на игумена, который одобрительно похлопал его по плечу. В поход решили пойти и спутники моего товарища – иеромонах с иеродиаконом.

– Тогда утром и двинемся на Грибзу. Только долго не будем задерживаться, глянем, – и обратно. Мне скоро уезжать, время поджимает. Дела, дела монастырские ждут, – вздохнул отец Пимен.

– Батюшка, приглашаю вас в гости осмотреть мое уединение!

Иеромонах Ксенофонт махнул рукой в сторону леса. Архимандрит вопросительно посмотрел на меня.

– Это недалеко, отче. На ореховой поляне, – пояснил я.

Возле шалаша, над которым крутился столб мошкары, игумен остановился в недоумении, затем обошел аскетическую постройку вокруг. Отец Ксенофонт пролез внутрь, приглашая моего друга следовать за ним.

– Нет, нет, туда я не пойду, – запротестовал наш бывший скитоначальник. – И вообще, я не одобряю таких сооружений. Это какой-то запредельный аскетизм. Тут и умом можно тронуться… Нет, это не по мне, отец Ксенофонт. В такой конуре просто нельзя жить, это мое мнение…

– А мне на Серебряном строят келью, отче! – высунул в проем свою голову иеромонах.

– Такую же, как эта? – строго спросил игумен.

– Нет, нормальную, как у отца Симона!

– Ну, тогда другое дело, – с облегчением вздохнул архимандрит.

На следующий день мы ходко поднялись на Грибзу. Эти места навеяли игумену много воспоминаний. Он долго ходил по черничной поляне, углубившись в себя: