Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2

– Слушай, Евгений, инициатива важна для мира и для мирских, а послушание – для послушников и монахов! Так нас учили в Лавре. Во всем полагайся на Аркадия и подчиняйся ему.

– Хм, подчиняйся… А если он чего-то не знает, как же ему подчиняться?

– Если возникнут недоумения, спрашивайте совета у отца Ксенофонта. Он неподалеку свой шалаш поставит.

– Тогда ладно, – согласился Евгений.

Послушник Аркадий сидел, раздумывая о нашем разговоре.

– Батюшка, а если молитва Иисусова не дается, что делать?

– В этом случае хороши каноны и акафисты, особенно монашеское правило. Читайте его, не опуская ни строчки, каждый день. В этих церковных молитвах душа находит свою собственную благодать, пусть пока и малую. А когда сердце начинает тянуться к Богу, ему более всего нужна Иисусова молитва, и оно само приходит к тому, что любит ее больше всех остальных молитв.

– Спаси вас Христос, отче. Мне очень по душе Акафист священномученику Харалампию, можно его добавить к монашескому правилу?

– Читай его отдельно от правила, когда чувствуешь расположение помолиться этому святому. А теперь, отцы и братия, помолимся, а то мне еще палатку нужно ставить…

Быстро наступающие сумерки заставили меня поторопиться.

Мы разошлись, а я начал возиться со своей палаткой возле дома. Послышались шаги. Оглянувшись, я увидел Аркадия:

– Батюшка, давайте я вам помогу.

По его виду было заметно, что он хочет что-то сказать:

– Отче, а я все-таки побаиваюсь жить с незнакомым человеком…

– Аркадий, одному скит не потянуть, очень тяжело. Смиряйся, уступай – это твой путь спасения. За лето, пока мы вместе, все определится.

– Ох и жизнь пошла! Куда ни кинь, всюду клин! Везде свои скорби: и на Псху, и в скиту! – пригорюнился он.

– Не следует делать из скорби культ, Аркадий. Ты же послушник! Если возьмешь себе за правило, что всякие скорби – всего лишь помощники духовному росту, будет легче.

Наклонив голову, этот добрый человек покорно слушал мои советы. Но внезапно какая-то затаенная идея озарила его лицо:

– В таком случае, батюшка, прошу у вас благословения на монашеский постриг!

– Это хорошее пожелание, дорогой мой, но ты пока поживи в скиту, помолись, поучись послушанию. Бог даст, если увижусь с отцом Кириллом в Лавре, спрошу о тебе.

Аркадий отошел успокоенный.

В вечернем белесом сумраке кто-то у палатки негромко прочитал молитву. Я выглянул:

– А, отец Ксенофонт! Слушай, как твое мнение насчет нового послушника?

– Евгения? Он мне нравится, а как вам – не знаю. Мое мнение такое: пусть живет в скиту… Батюшка, а все-таки зря вы отправляете отца Пантелеймона. Он здесь нужнее.

– Согласен, отец, конечно, он здесь нужнее. Знаешь, преподобный Сергий тех учеников своих, которые имели стремление к уединению, всех благословлял на пустынножительство. И сколько потом возникло новых монастырей? Несколько десятков! Меня самого Лавра отпустила на Кавказ, поэтому и я отпустил отца Пантелеймона. Это его выбор, пусть едет, набирается опыта. Старец говорил нам, что удерживать никого нельзя: «невольник – не богомольник»!

– Это так, отче, но все-таки жаль. Вам виднее, – вздохнул, отходя в темноту звездной ночи, иеромонах.

После литургии в новой церкви в честь святого великомученика Пантелеймона наше небольшое братство с головой ушло в огородную «страду». С Василием Николаевичем, бригадиром пчеловодческого хозяйства на Псху и нашим большим другом, крепко сбитым, веселым работящим человеком лет шестидесяти, мы вспахали лошадью, запряженной в плуг, прогревшуюся и дышащую соком молодой травы каменистую землю. С братьями посадили картофель, кукурузу, фасоль и разбили грядки. В погожий майский вечер возле моей палатки, на которую надвигалась длинная тень горы, послышался голос:

– Батюшка, вы здесь?

У входа, поражая густой окладистой белой бородой, улыбался странник Анатолий, знакомый мне еще по душанбинской церкви.

– Отец Симон, а я к вам!

Этот голос всколыхнул во мне далекое прошлое, которое в его облике снова позвало в объятия непредставимых и непостижимых проявлений неистощимой милости Божией.

Молитва – это непревзойденное, Богом дарованное благодатное средство для того, чтобы смело пройти сквозь железные двери помыслов и каменные стены заблуждений, которые внешне выглядят непроходимыми. Перед ней отворяются запертые врата и расступаются неодолимые преграды, словно неосязаемый воздух, и дух человеческий исходит из угрюмой клети своего одиночества в Твои сияющие просторы, Боже, просторы святейшей любви и неохватного счастья, которые не от мира сего. Разве могу я оставить сроднившуюся с сердцем молитву, если она укрепляет крылья горячей любви к Тебе, Спаситель мой? Ибо это Ты даешь мне небесные крылья свободы и живое сердце, жаждущее любить Тебя вечно, Возлюбленный Господь!

ТАМ, ГДЕ ПОЮТ ПТИЦЫ