Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2

Харалампий стоял за аналоем и шептал молитвы. В этой проникновенной благодатной тишине как будто сам святой пребывал с нами в храме. В лесу громко куковала кукушка, каким-то образом вписываясь в торжественный постригальный чин, словно предвозвещая всем нашим жизням многая лета. Над церковью в окне громоздились ярусами высокие белые облака, словно паруса небесной флотилии…

Вечером я спросил:

– Отец Евстафий, ты что-нибудь чувствовал, когда тебя постригали?

Он подумал.

– Волновался сильно, ожидая, каким именем меня назовете… Еще вся моя несуразная жизнь прошла перед глазами, прости меня Господи! Вообще-то, знаете, в сердце тепло какое-то пришло, как после Причастия…

Поздним вечером, взволнованный непростой судьбой этого парня, я записал в тетрадь стихотворение, посвященное ему.

* * *

С юга белые фрегаты

Режут неба зыбь морскую.

От людей терпя утраты,

В Небесах Тебя взыскую.

Только беды бьют наотмашь,

Сокрушая и бушуя.

Как слепец, Тебя на ощупь

На земле, смирясь, ищу я!

Дух в печалях ободряя,

Пью напраслину людскую.

О фрегате белом рая,

О Тебе – в раю тоскую!

Уже стемнело, когда Харалампий постучал в притвор церкви:

– Отец Симон, благословите! До утра не вытерпел, простите. Можно сейчас с вами поделиться своей идеей?

– Можно. Рассказывай, что у тебя?

Мы присели на пороге.

– Есть у меня мечта. Вы, батюшка, помните, как я хотел под камнем на Грибзе пещерку выкопать? Теперь понимаю – не судьба мне, здоровье не такое как у вас, чтобы такие грузы в горы таскать, и под камнем не выжить. Поможете мне подыскать местечко для кельи где-нибудь поблизости, но чтобы никто не знал? – Он вопросительно взглянул на меня.

Я задумался. Долгая весенняя заря неторопливо потухала за Шапкой Мономаха, разливая зеленый свет по небосклону. Но вот погас и он, погрузив нас в темноту ночи, оставив на западе трепетную золотую каемку.

– Ты же нормально живешь с иноком Евстафием, зачем тебе келья?

– Нет, отче, вдвоем – это не то! Поплакать хочется – в соседней комнате все слышно. Поклоны положить – тоже неудобно. Сосед в одно время молится, а мне привычнее в другое, да мало ли что еще… Вы же понимаете… – Он глубоко вздохнул.

– Понимаю, отец Харалампий. Помогу, конечно. Мне еще покойный Илья рассказывал: есть поблизости одно ущелье, туда никто не ходит. Там где-то ореховая полянка находится с родничком, где у монахов келья стояла. Если ее отыщем, это будет твое место!

– Господи, помоги нам! Матерь Божия, укажи нам нашу поляночку! – горячо взмолился мой ночной собеседник. – Прямо с утра давайте отправимся на поиски?

Похоже, он побежал бы искать свою поляну даже ночью.

– Хорошо, утром так утром… А сейчас молись, чтобы мы нашли это место…

Инок ушел обрадованный, высвечивая лучом фонарика клубы тумана, ползущие с реки.

Утро встретило нас обложным холодным дождем, который не переставая шел всю неделю. Еле-еле распогодилось, но погода стояла неустойчивая. На вершинах хребтов лежали, свешиваясь в долину, длинные белесые пряди облаков. Мы с иноком уже собрались выходить на поиски поляны, как в дверь постучали. На пороге стоял Валера: улыбчивый, молодой, красивый, с автоматом за спиной.

– Батюшка, странник на Бетаге сильно разболелся, вас срочно зовет!

– А что с ним, неизвестно?

– Кто ж его знает, у нас докторов нету…

– Валера, не стой на пороге! Заходи, попей чайку, – пригласил я его.

– Некогда, отец Симон. Жена на охоту ходила, завалила в горах козу, а нести тяжело. Мне за добычей спешить надо. Ну, бывайте здоровы, увидимся!

Он бодро зашагал по грязной, непросохшей тропе. Я оглянулся на Харалампия: мой друг не сдавался:

– Можно я тогда один пойду искать место?

– Если не заблудишься, то можно. А вместе сходим в другой раз!

Евстафий, прислушивающийся издали к нашей беседе, подошел к нам:

– Возьмите и меня с собой! Засиделся за зиму…

– Куда тебя взять? – засмеялся я.

– На Псху, куда же еще? Вы же о Псху говорите?

По дороге я спросил у инока:

– Отец Евстафий, почему ты Валеры сторонишься?

Мой попутчик нахмурился:

– Я, батюшка, всегда от милиции подальше держусь, чтобы не связываться…

– Да он хороший парень! – возразил я, недоуменно глядя на инока.

– Это для вас хороший, а для меня все одно – милиция…

Монахини встретили нас на крутом обрыве хуторской поляны.

– Как мы вас заждались, батюшки вы наши! Плох отец Лазарь, очень плох! А кто это с вами, отец Симон?

– Инок Евстафий, матушки…

– Какое имечко-то хорошее… Такой великий святой – Господа в кресте увидел!

Они завели нас в низенький дряхлый домик, хлопотливо гремя банками и кастрюлями, с ходу пытаясь угостить нас.

– Ну вы, курицы, чего раскудахтались? Батюшка пришел? – Послышался из соседней комнаты густой бас монаха Лазаря.

– Он самый, отец, и с ним инок Евстафий, бравый такой, – оповестили его сестры.

Монах полусидел на высоких подушках. Лицо его сильно отекло.

– Отец Симон, я так рад! Благослови… Наконец-то Бог услышал наши молитвы! А я что-то приболел, должно быть, время пришло, знать, уже и на тот свет пора… Мне в ад надо, таких, как я, в рай не пускают!

– Ну уж скажешь, отец Лазарь! – испуганно перекрестились монахини. – Придумал же, в ад…