Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2

– В Абхазии, конечно, в Абхазии, и думать нечего! Другого такого места на свете не сыскать… Косточками русских подвижников все горы и даже моря освящены. Сколько мучеников дала Абхазия! Вон, в Сухуми топили монахов целыми баржами… – Монах устало закашлялся.

– Батюшка, благословите вместе с вами Акафист Иверской Матери Божией почитать на прощание, а отец Лазарь послушает! – попросили сестры…

На Псху мы спускались молча, растроганные встречей с отшельниками Бетаги.

В селе нас встретили родственники заболевшей молодой женщины.

– Отец Симон, не проходите мимо, наша Ксения тяжело заболела…

Я взглянул на своего спутника.

– Ну как, Евстафий, силы еще есть?

– Немного еще есть, батюшка.

В изголовье, на иконном столике рядом с больной, горело много свечей. В углу отблескивали иконы в дешевых киотах. По-видимому, нас давно ожидали. Кто-то известил этих людей о том, что мы поднимались на хутор Бетага. Больная очень страдала и жаловалась на сильные боли «где-то внутри». Родственники из деликатности вышли в сени.

– А фельдшера вызвали из Сухуми?

В моем вопросе прозвучала тревога.

– Вызвали, а погода-то нелетная, вертолет не смог прилететь… Вы, батюшка, насчет меня не волнуйтесь, Бог даст, все обойдется, – успокоила меня больная.

– Тогда, если можете, молитесь вместе с нами! – сказал я, расставляя на столике все необходимое для соборования.

– А как молиться, батюшка? Своими словами?

– Лучше читайте про себя Иисусову молитву, знаете ее?

В ответ на мой вопрос Ксения даже улыбнулась, несмотря на плохое самочувствие.

– Конечно знаю! Моя родня ведь вся, как здесь говорят, «имябожники».

На чтении канона, от усталости ли или же от проникновенных слов чинопоследования, я не выдержал и расплакался. Золотистый трепет самодельных свечей умилительно освещал старинные иконы, от которых в комнате распространялся такой покой, такая сладкая тишина, что мне показалось, будто это не мы соборуем больную, а через нее всех нас исцеляет Христос Своей горячей врачующей благодатью. Инок Евстафий тоже украдкой вытирал слезы, бегущие по его щекам, пряча в смятый платок красный от слез нос. Еще до окончания помазывания елеем у нашей больной наступил перелом в болезни.

– Слава Тебе, Боже! Мне так полегчало, батюшка. Может, я сейчас даже встану, – неожиданно сказала больная Ксения.

Я испугался:

– Лежите, лежите, прошу вас! Завтра встанете… Вам нужно отлежаться. А утром мы зайдем, проведаем вас.

Она подчинилась моей просьбе.

– Спаси вас Господь, батюшка, и отца Евстафия. Буду вас ждать…

Совершенно уставшие, мы с иноком переночевали в церковном доме. Утром я постучался в окно дома, где жила наша больная. К моему удивлению, дверь открыла она сама.

– Уже хожу, отец Симон, все прошло. Болезнь как рукой сняло. Я вам с отцом Евстафием очень благодарна. Возьмите деньги… – Она протянула деньги, завернутые в платок.

– Нет, такие подарки мы не берем. Давно уже в селе об этом объявили, – строго отказался я.

– А можно я у вас всегда буду исповедоваться? – упрямо тряхнув головой, спросила Ксения.

– Я теперь редко прихожу на Псху, а вот отец Ксенофонт служит здесь, у него исповедуйтесь, – постарался я деликатнее объяснить свой отказ, не желая связывать себя обещаниями.

– Тогда моя мама вам хочет сделать подарок!

Ксения, обернувшись, крикнула в глубь дома:

– Мама, иди сюда…

Оттуда вышла пожилая женщина, торжественно обратившаяся ко мне:

– Дорогой отец Симон, спасибо вам за помощь моей дочери! Вообще-то, мы давно уже хотели подарить вам кое-что, но случай не представлялся. А теперь Сам Бог привел вас в наш дом. Пройдемте со мной!

Мы с иноком вошли за ней в дальнюю комнату, где хозяйка указала нам на большую икону, в толстой раме под стеклом, стоящую на столе. На ней было изображено Распятие Господне с предстоящими Богородицей и Иоанном Богословом.

– Эту икону мы передаем для вашей церкви на Решевей. Она досталась нам от прежних монахов, на обратной стороне даже надписи есть.

Взглянув на обратную сторону, я прочитал имена монахов и дату – 1920 год. Приподняв икону в руках, я почувствовал, что будет тяжело нести ее по тропе.

– Пожалуй, я ее не дотащу, очень тяжелая…

– Я возьму, отче. – Инок взял икону мускулистыми руками и затем вновь поставил ее на стол. – Нет, правда тяжело… Нужно на лошади везти!

От всей души я поблагодарил хозяев за подаренную икону, и мы с иноком отправились к пчеловоду. Он, как всегда безотказно, вывел для нас коня из конюшни.

– Вам верующие люди еще мешок сухарей насушили. Да вот крупы еще пожертвовали. Берите, берите! – запротестовал он, видя, что мы хотим отказаться. – Вы же не на себе, на лошадке повезете.

– А как сестры поживают, Василий Николаевич? – спросил я.

– Сестры у нас хорошие, живут неплохо, не бедствуют, в огороде возятся. На службы ходят. Мы им понемножку продуктами помогаем. Только их сейчас нету, в Сухуми зачем-то подались. Должно быть, скоро прилетят. Ваня уже прибежал бы, если бы узнал, что вы здесь…