Еще один утомительный переход – пыльный, потный и душный, из-за отсутствия движения воздуха в каньоне, привел нас в известняковые скалы к подножию монашеских пещер. С благоговением мы поцеловали большой литой крест в углу грота и пропели литию о всех подвизавшихся и убиенных на Псху монахах. К вечеру стали устраиваться на единственно ровном месте – бугристой и шершавой, как наждак, серовато-белой скале, слегка покатой в сторону реки. Каждый начал выбирать и устраивать себе ложе поудобней: стелили мох, подкладывали пихтовые ветви. Я наблюдал за лаврским Валерием: он бросил походный коврик на камень и теперь спокойно лежал на боку, подперев голову рукой и добродушно посматривая на суету своих товарищей.
– Валера, а ты почему не устраиваешься? – Я положил коврик рядом с ним и с облегчением присел, вытянув ноги в тяжелых пыльных ботинках.
– Зачем устраиваться? Мне и так хорошо… – улыбнулся он в ответ, проявляя полную непритязательность. Его поступок показался мне очень красивым по своему простому аскетизму и неприхотливости. Для себя я решил во всем подражать такому образу поведения. Очагом и кашей занялся Михаил, расторопный и смышленый москвич.
– Батюшка, завтра у нас подъем по этому обрыву? – Все посмотрели вверх, задрав головы и разглядывая нависающие глыбы.
– Возможно, Михаил. Нам натоптанная тропа не нужна. Попытаемся подняться по звериным тропинкам, как зверь ходит. Там поищем место для церкви Иоанна Предтечи. Но у меня ко всем просьба: прошу сохранить наши поиски в тайне!
– Батюшка, поживем здесь, помолимся, а? – выжидательно спросил отец Филадельф. Все молча поддержали его и ждали моего ответа.
– А сколько у нас продуктов осталось?
– На неделю вполне хватит! – отозвался москвич, проверив содержимое своего рюкзака и прикинув на глаз количество пакетов с продуктами, лежащих у очага.
– Хорошо, неделю поживем… – согласился я, вспомнив, что у меня остался небольшой мешочек ржаных сухариков. За неделю, которую мы ползали по обрывам, разыскивая скрытые гроты и пещеры, аппетит у нашего братства сильно увеличился. Вечером монах Иосиф удивленно спросил:
– Миша, а почему порции стали такие маленькие?
– Думал, что продуктов хватит на неделю, но, видно, ошибся… Все уже съели! – сокрушенно ответил тот, перетряхивая свои пакеты.
– Так что же? Голодными будем пещеру искать? – подал голос отец Игнатий, до сей поры усиленно молившийся по четкам.
– Не совсем голодными, но около того… У меня есть небольшой мешочек черных сухариков! – Я достал его из рюкзака. У всех вытянулись лица.
– Да он же совсем небольшой… – приуныл высокорослый Валера.
– Батюшка, дайте мне сухари, будем делить, чтобы всем досталось поровну! – сказал математик, взяв у меня сухари и внимательно их пересчитывая. – Кусочков по пять на всех будет.
Мне пришлось взять слово:
– Отцы и братья, у нас завтра последний день, чтобы разыскать подходящую пещеру для церкви Иоанна Предтечи! Помолитесь, прошу вас…
– Отче, как раз завтра день Усекновения его честной главы! – сообщил отец Филадельф, посмотрев в маленький церковный календарик.
Продираясь сквозь колючие кусты вдоль гигантских карстовых обрывов и стараясь не смотреть в бездну под ногами, мы неожиданно вылезли к кристально чистому ручейку, лепетавшему в узкой расщелине. По-видимому, он тек с альпийских лугов и исчезал чуть ниже в скальных щелях. Попросив усталых спутников отдохнуть у ручейка, я в последней надежде устремился в карстовые лабиринты. Метрах в пятнадцати от ручья мое внимание привлек удивительно красивый полог из плюща, свисающий со скалы. Откинув его, я перестал дышать от удивления: за зеленым пологом, словно маленькая сухая келья, находился грот, вполне подходящий под маленький храм. Внутри стоял зеленоватый полумрак, солнечные лучи рисовали на стенах красивый узор из листьев плюща.
– Слава Тебе, Боже! – прошептал я пересохшими губами. – Наконец-то…
Всем братством мы прочитали Акафист святому Крестителю и Предтече Иоанну и стали поздравлять друг друга с неожиданной удачей. Братья поглядывали на меня, ожидая, когда мы начнем спуск на тропу.
– Михаил, ты самый опытный, помнишь как мы спускались?
Тот оглядел склон и почесал в затылке:
– Вроде помню…
– Тогда помоги отцам спуститься, а я немного помолюсь и догоню вас. Жалко уходить…
В пещере стояла полная тишина. В нее не залетали даже голоса моих друзей, спускающихся по скалам. Я встал на колени: невыразимое счастье обняло мою душу, вместе с благодарностью к святому Предтече, которого всегда любило мое сердце. Покой, великий жизнеутверждающий покой овладел всем моим существом. Исчез зеленый плющ перед глазами, исчезла пещера, и даже сам я потерял представление, где нахожусь. Тот зеленый полусвет, в котором я молился, превратился в мягкое голубоватое сияние, мерцающее во всех направлениях, открывал ли я глаза, или закрывал их. «Останусь здесь навеки, Господи! Разве можно уйти от Тебя?» – мелькнуло в душе, охваченной молитвой. Я не ощущал ни рук, ни ног, ни даже самого тела и не представлял себе, как я пойду к братьям, если оно исчезло.