По утрам уже подмораживало. Внизу в балке на голых липах кричали, не смолкая до вечера, горластые вороны. Багровый диск солнца садился за пустым промерзшим полем, потухая в далеком лесу, чернеющем на краю горизонта. Молитва как будто уменьшилась, съежилась, и ее голос стал таким же слабым, как голос сверчка где-то под полом. Осталась одна отрада – писать стихи, и в них душа моя словно немного оживала, вспоминая простые радости горной безпечальной жизни.
Каждое утро я шел в мэрию, в безликие безконечные коридоры, пропитанные табачным дымом, и стоял там под каждой дверью в медленно двигающейся очереди. Некоторые чиновники смотрели на меня с усмешкой, но уже встречались в кабинетах верующие женщины. Они смело брали у меня благословение, не смущаясь присутствем народа. Среди них-то и нашел мне Бог верных помощниц, которым в виде благодарности я приносил небольшие иконки и первые лаврские книги, отпечатанные в типографии отцом Анастасием. В документах по дому началось какое-то движение.
Заметив мое уныние, мой добрый товарищ предложил съездить вместе с ним на два дня на издательской «Ниве» в Оптину пустынь, где у отца Анастасия было какое-то дело с оптинскими монахами. Не помню, как это вышло, видимо, срезая путь на Калугу, мы сбились с пути. Необозримо пустынные поля окружили нас. Указателей не виделось ни в одном направлении, людей тоже. Наконец далеко на горизонте показались две человеческие фигуры. Это были старичок со старушкой, которые возвращались с поля с котомками за плечами. Они толково и доходчиво объяснили нам, как выбраться на Калужское шоссе.
Когда мы проехали по полям час или два, стало ясно, что мы снова заблудились. Повернув обратно и плутая на перекрестках, мы неожиданно вновь выехали на наших старичков. Их удивление отпечаталось на добрых морщинистых лицах. Нам пришлось опять услышать долгое и толковое объяснение. Сконфуженные, мы отправились в указанном направлении.
– Если еще раз на этого деда с бабкой выедем, я уже не смогу спрашивать у них дорогу, – сердито проворчал архимандрит.
– Я тоже, – уныло пришлось подтвердить мне. Как бы там ни было, мы все же с огромным облегчением к вечеру въехали на территорию Оптиной пустыни, позабыв о дорожных приключениях.
Игуменом монастыря состоял наш лаврский духовник, опытный и рассудительный монах, с которым мы перевозили в Лавру святыни преподобного Серафима.
– Расскажи, расскажи, как пустынничаешь, отец Симон! – Игумен рассадил нас в глубокие кресла в своем кабинете. – Как Иисусова молитва? Пробивается?
– Пробивается, отче, но, к сожалению, только, пока я живу в лесу. А вот приехал в мир и сильно приуныл: все начинаю терять! Своего отца нужно перевозить поближе к Абхазии, и я засел с документами.
– А чего ж ты к начальству не обратишься? У них же везде знакомые! – Архимандрит недоуменно развел руками.
– Неудобно как-то, отец игумен.
– Чего там неудобного? А то совсем молитву потеряешь!
Он был прав, и мне пришлось впоследствии решиться следовать его совету.
– Знаете, отче, опасаюсь одного – попадешь к наместнику, а он передумает, возьмет да и оставит в Лавре, – высказал я открыто свои страхи.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся, не удержавшись, архимандрит. – Это верно, но ты молись, молись, молись, ты же пустынник!
В Оптиной мы долго тянули четки у могилок преподобных отцов, из которых моим любимым был преподобный Амвросий. В его келью нас проводил друг издателя – монах-иконописец, благообразного и смиренного вида.
– Хороший какой батюшка! -шепнул я на ухо своему другу.
Тот согласно шепнул мне в ответ:
– Очень! Тут все хорошие.
Вернувшись на Соловьевскую, я с отцом погрузился в долгое ожидание сообщения из мэрии. За время моего отсутствия в доме развелись полчища тараканов. Старик безстрастно сметал их со стола рукой.
– Пошли прочь, дармоеды! Развелись тут… Надо же, никакая гадость их не берет! А так они безобидные…
Но оказалось иначе. Со мной у них началась настоящая война. По утрам я обнаруживал под коленками кроваво-красные шишки, которые жутко чесались! «Непонятно, откуда они берутся?» – задавал я себе вопрос.
Вечерами, после молитвы, я немного читал перед сном. Особенно полюбилась вышедшая тогда книга архимандрита Софрония «Старец Силуан». Поглядывая поверх книги, я замечал, как тараканьи усики выглядывают из-за шкафа, но, как только я шевелился, они исчезали. Однажды я заснул с книгой в руках. Проснулся внезапно от ощущения укуса под коленками. Я нервно шевельнул ногами, и из моих широких монашеских штанов выбежала впопыхах куча тараканов.
«Ага, понятно… Днем вы прикидываетесь, что питаетесь хлебными крошками, а ночью кровь сосете!» – Я разгорелся на них сильным гневом. Но каким бы ядом я ни заливал углы кухни и своей комнаты, количество тараканов не убывало, а даже как будто возросло. Эта тараканья война стала моим затяжным кошмаром.