Птицы поют на рассвете

— Постой, постой, — остановил его Кирилл. — Дело, братец, не только в том, у кого больше железа. Э, нет. Нас вот мало здесь, и ни одного танка, ни одной пушки. А не думаем, что слабее гитлеровцев. У нас правда, понял ты это? Народ вокруг нас. Такие, как ты. Ну, конечно, и автоматы в руках…

— Ох и сила! — настаивал старик, не очень вдаваясь в слова Кирилла. — Танки… И что оно за такое!.. Давит, крошит, что ни попадется, не пойму даже…

Старый земледелец, он понимал одно: машины помогают людям. Иначе они ненужны. Совсем ненужны, если не облегчают жизнь людям. Выходит, и другие машины есть. Танки ведь тоже машины. Танки при всей очевидной простоте казались ему непостижимыми.

— Скоро увидишь столько советских машин, что смеяться над своим перепугом будешь. А у немца все под ногами горит, да еще полыхнет как! Такая уж наша с тобой земля, не выносит, когда чужим пахнет. А настоящей силы нет у немца, — неуступчиво отрезал Кирилл. — И быть не может! Потому что нет у немца корней в нашей земле. Как у перекати-поля. Хватит его ветром — и двинет с поля вон. Понял ты это? Нет, говорю тебе, у немца настоящей силы. По той же дороге, где ты его видел, скоро назад драпать будет. И брось мне ерундить… — распалился он.

— Дай-то бог, — вздохнул старик. Он с готовностью сдавался, словно за какой-нибудь миг проникся, что железо танков сейчас, быть может, важнее для жизни, чем железо плугов. — Дай-то бог, чтоб немцы бежали поперед наших танков…

Кириллу понравилось:

— Так, братец, и получится. Немцы будут впереди. До самой Германии будут впереди. И дорогу нам туда покажут…

Темноглазый все время слушал и молчал. Он улыбнулся:

— Спасибо за дорогие для нас слова. И скоро ли бежать будут? — Он и спрашивал и выражал затаенное желание, чтобы поскорее бежали.

— Уже драпают. Потерпите, еще быстрей побегут. Только потерпеть не значит сложить руки и ждать. — Кирилл кивнул на стол. Руки рыжебородого все еще лежали перед ним, и, казалось, тяжелые, он не может их поднять. — Кулаки, видать, у тебя крепкие.

— Кулаки ничего, подходящие, — с суровым достоинством согласился тот. — Да прок от того не велик. Из моих кулаков роту не сделать.

— Опять с перепугу врешь, — добродушно засмеялся Кирилл. — У нас один кулак все равно что рота. А у тебя их целых два! Нет, братец, тебя хоть куда, и в дышло сгодишься, и в оглобли…

— Тогда будем ждать мобилизации, — отшутился рыжебородый.

— Вот так! А я поначалу подумал, что тебя фашисты замутили.

— Глубокую воду не замутишь, — обиженно и строго сказал рыжебородый.

Не знает ли товарищ о судьбе Ленинграда? — с тревожным нетерпеньем посмотрел темноглазый на Кирилла. — Он учитель. Работал в школе за Нарвской заставой. Он знает, Ленинград сдали. Здесь об этом сразу стало известно, немцы ведь любят трубить о своих победах. Как, как? Ни один немец не прошел в Ленинград? — Он даже поперхнулся, замолчал, и молчал долго, во всяком случае так долго, что Кириллу казалось — больше не заговорит.

— Добрая весть, — произнес он наконец. — Я…

— Раз вам нужны немцы, — перебил рыжебородый, — то поискать надо другую местность. А тут, верстов на двадцать кругом, ни одного немца не найдешь. Какие были — и тех, говорят, под Москву погнали. Каждый день берут Москву, а никак не возьмут.

— И не возьмут. Стоит наша Москва, как стояла. И стоять будет, как стоит! У Гитлера скоро другая забота будет: не Москву взять, а как бы свой Берлин не отдать.

— Ну, Берлин дело далекое, — вздохнул старик, словно услышал нечто совершенно невозможное. Кирилл понимал, тот должен был собственными глазами видеть силу, чтоб поверить в нее и утвердиться сознанием в неизбежности победы. — Про Берлин не будем. — Решительно повел рукой. — Как вот вам помочь, и не знаю. В городе, вон где немцев хватает.

— Это и мне известно.

— А раз известно, — покосился рыжебородый, — там и бить их, раз вы советские и решили их бить. На той неделе, говорят, в городе взорвали здания — куча гестаповцев в прах! А немцы облаву устроили. Схватили рабочих с фабрики, железнодорожников. Даже старших школьников не пожалели. В воскресенье всех расстреляли. «Городские партизаны», — объявила комендатура. Ищут какого-то Сашу-Берку. Фотографии расклеили. Деньги сулят.

— Сашу-Берку? — Имя это Кириллу ничего не говорило.

— Сам слышу про него первый раз. Так что и не спрашивайте, — остановил рыжебородый дальнейшие расспросы. — Послушай, — толкнул темноглазого, точно тот был занят чем-то иным и не слушал их внимательно. — Может, у тебя там немцы?

— Видите ли, я работаю учителем в соседнем селе, — начал он. — Вместе с колхозницами привел в порядок свободную избу. С ним вот, — показал на рыжебородого, — напилил в лесу дров и стал учить ребят. Дочь помогает мне в этом. Она и немецкий знает. Отличницей была. Собиралась в институт иностранных языков. Но не о том сейчас. Так вот, пока место учителя не занял немец, я учу здешних ребят, как учил моих за Нарвской заставой. — Он говорил взволнованно, будто давно ждал случая все это сказать.

— Тоже, значит, воюете. На своем посту, — улыбнулся Кирилл.