Птицы Великого леса

Небо было чистым и ярко-голубым, солнце пригревало. Стоял отличный день, чтобы отправиться в дальний путь и уйти подальше от избушки сумасшедшей ведьмы, но Ежи направился к крыльцу. Задержав дыхание, он покосился на череп. Ему же не показалось? Точно не показалось? Мгновение назад пустые глазницы были повёрнуты в другую сторону, а теперь смотрели точно на Ежи.

– Чур меня, – верно, стоило осенить себя священным знамением, но он не смог поднять руку.

Дальше мимо яблони Ежи крался, не отрывая взгляда от черепа, и, как только минул его, со всех ног бросился вверх по ступеням крыльца, распахнул дверь и заскочил внутрь.

В избе было темно. В стороне копошилась Здислава, но воображение Ежи разыгралось уже не на шутку, и он представил неведомое чудовище, готовившееся напасть. Кто там? Домовой или анчутка? Волколак или одноглазое Лихо? Ежи слышал о них из сказок, но даже представить не мог, какие они были на вид.

Он видел полуночницу, холодную, как ночь и жыжа огромного, разрушительного и беспощадного. Но духи редко показывались на глаза людям. Как часто они проходили мимо, а Ежи даже не замечал? И кто мог прятаться в избушке ведьмы и следить теперь за ним?

Сверкнула искра. Тусклый огонёк выхватил из темноты деревянный стол без скатерти. Здислава зажгла лучину и принялась развязывать узел на груди.

– Помоги, – велела она, кряхтя. – Подхвати дитя.

Руки у Ежи задеревенели. Он медленно подошёл к старухе, перехватил свёрнутого младенца за её спиной и, как только перевязь ослабла, поспешно схватил его и положил на лавку.

– Трясёфся, – хмыкнула ведьма. – Он тебя не тронет. Мал ефё.

Она захихикала весело над своей шуткой. Да и шуткой ли?

– Зачем тебе ребёнок? – спросил Ежи.

Он был уверен, что не получит ответа, но вышло наоборот.

– Одна я теперь. Нет больфе Воронов. А этот… славным будет, лусфим ис всех нас.

Знал ли Стжежимир, кому служили Вороны? И потому ли Здислава так желала мёртвого ребёнка, что от рождения он поцелован самой смертью? Ежи пробрал озноб.

– Помоги песь растопить, – сказала старуха. – Фустрее, хлопес, фустрее.

А Ежи ещё считал Дару отвратительной. Впрочем, нрав у неё был не лучше. Может, с годами она станет похлеще Здиславы.

Пока он колол дрова, таскал их в избу и раздувал огонь, Здислава всё время сидела на лавке, грела младенца под шубой, прижимая к сердцу. Ежи сомневался, что ребёнок боялся холода.

– Я хочу поскорее уйти, – произнёс он неуверенно, когда искры разгорелись в пламя, облизывая берёзовое полено.

В избе стало светлее. Ежи не хотелось отходить от огня, и он остался сидеть у печи, как если бы живое пламя могло защитить его от ведьмы.

– Иди, кто тебя дерфит?

– Сначала выполни наш уговор, – так резко произнёс Ежи, что сам испугался.

Но Здислава, кажется, не обратила никакого внимания на его наглость и на него самого. Морщинистое сердитое лицо смягчила неожиданная нежность, когда старуха принялась баюкать на руках младенца и что-то тихо шептать ему.

– Я тебя из города вывела, – бросила Здислава через плечо, как от назойливой мухи отмахнулась.

– Ты не только это обещала, – Ежи неохотно прикрыл печурку, чтобы искры от разыгравшегося огня не выскочили наружу. – Найди Милоша и мою мать.

– Мать твою не снаю, не смогу, – предупредила ведьма. – А Милоф…

Она осторожно положила завёрнутого младенца на скамью поближе к печи, потрогав ещё холодную стенку.

– Сейсас, – ворчливо произнесла она и открыла снова печурку, заглянула внутрь, прищурилась и вдруг плюнула. Огонь зашипел, зафырчал. Ведьма вцепилась в заслонку распухшими пальцами, заскрежетала зубами, точно грызя кость.

И вдруг младенец заплакал пронзительно-громко, как должен был заплакать при рождении.

– Ох ты ф, – Здислава взмахнула руками и кинулась к ребёнку, прижала к груди. – Тифе, дитятко, тифе.

Ежи ждал, как заворожённый, и необъяснимый ужас окутал его с головой.

– В Лисеске твой Милоф, – наконец произнесла Здислава. – Туда иди.

– Лисеск? – переспросил Ежи. – Это же за Златоборском, да? Далеко до него?

– Смотря как идти.

– А мои снадобья? Ты узнала, как их изготовить?

– Тифе, – сердито отмахнулась старуха. – Дитятко неспокойно и бес твоих расговоров.

– Достань мне фнадобья, и я уйду, – прошепелявил вдруг Ежи и чуть язык себе не прикусил от досады. Нахватался от старухи привычек!

Здислава продолжала баюкать младенца как ни в чём не бывало.

– Ты слышишь меня? – Ежи начинал сердиться, и злость смогла заглушить даже страх. – Я выполнил всё, что ты просила, и даже больше. Я седмицу с тобой потерял, хотя мог уже далеко уйти, будь я один. Расскажи мне, как сделать снадобье.

– Откуда мне знать? – выдавила старуха.

– То есть?

У него не осталось с собой никаких запасов, а следующее снадобье пора было принять уже через пару дней, иначе снова вернулся бы кашель.

– Когда бы я его достала? – возмутилась Здислава. – Некогда было.

– Но…

Он умрёт, если не получит снадобье в ближайшее время. Даже если успеет найти Милоша, тот вряд ли выучил состав наизусть.

– Слетаю, найду, – пообещала мрачно ведьма. – А ты с дитятком останефься. Найдёфь ему кормилису в деревне.