Птицы, звери и моя семья

– Сюда, – сказал он, показывая ножиком на копыто, – набивается грязь. Что грозит неприятностями. Может загноиться нога и так далее, поэтому важно содержать их в чистоте.

С этими словами Ларри засунул лезвие в копыто. Он явно упустил из виду, что ослы на Корфу неподкованные и что у чада копытце еще относительно мягкое и нежное. Неудивительно, что реакция Салли была такой, как если бы в нее ткнули раскаленным шампуром. Она выдернула копыто из его рук, а когда он удивленно выпрямился, совершила красивый пируэт и лягнула его задними ногами в низ живота. Ларри тяжело осел, сделался белым, согнулся пополам и, держась за живот, принялся издавать странные кряхтящие звуки. Я испугался не за него, а за Салли, понимая, что он придумает какую-нибудь страшную месть, как только придет в себя. Я поспешно отвязал ее от дерева и погнал палкой по склону. Дождавшись, когда она ускачет в оливковую рощу, я побежал на виллу сказать матери, что с Ларри произошел несчастный случай. Вся семья, включая только что приехавшего Спиро, помчалась к месту происшествия. Ларри по-прежнему корчился от боли, хрипя и стеная.

– Ларри, дорогой, – всполошилась мать. – Что произошло?

– У нее бешенство… атаковала меня… разрыв аппендикса… – выдавил из себя Ларри между хрипами.

Опираясь на Лесли и Спиро, он заковылял в сторону виллы, а мать и Марго безуспешно хлопотали вокруг. Когда в нашей семье случается кризис такого масштаба, важно не потерять голову, иначе пиши пропало. Я примчался на кухню, запыхавшийся, но сама невинность, и сообщил служанке, что собираюсь провести весь день на природе, а потому мне надо бы взять с собой еды. Она сложила в бумажный пакет полбатона, несколько луковиц и оливок, а также кусок холодного мяса. Фруктами я мог разжиться в любом крестьянском доме. И с этим харчем я бросился на поиски Салли в оливковых рощах.

В конце концов я ее нашел в полумиле от дома – она пощипывала сочную траву. После нескольких безуспешных попыток мне удалось оседлать Салли, и, поддавая палкой по заду, я погнал ее галопом подальше от нашей виллы.

Нам пришлось вернуться к чаепитию, поскольку ждали Теодора. Ларри лежал на диване, завернутый в одеяла, и рассказывал гостю об инциденте с графическими подробностями.

– Вдруг, без всякой угрозы с моей стороны, она развернулась своей слюнявой пастью и набросилась на меня – ни дать ни взять Атака легкой бригады. – Тут я вошел в комнату, и он встретил меня ледяным взглядом. – О, кто вернулся! Ну и как ты поступил с этой четвероногой зверюгой?

Я ответил, что Салли благополучно вернулась в родное стойло и, к счастью, не пострадала. Ларри не сводил с меня жесткого взгляда.

– Какая прекрасная новость, – заметил он с ехидцей. – А то, что я здесь лежу с разорванной в трех местах селезенкой, это никого не волнует.

– Я вам принес… мм… маленький… э-э… подарок. – С этими словами Теодор вручил мне копию своей полевой сумки с пробирками и чудесным муслиновым сачком в придачу. Об этом можно было только мечтать, и я рассыпался в благодарностях.

– Заодно сходи и поблагодари Катерину, – сказала мать. – Ей очень не хотелось расставаться с Салли.

– Удивительно. Казалось бы, какое счастье, что она от нее избавилась, – заметил Ларри.

– Сейчас к Катерине лучше не ходить, – подала голос Марго. – Она на сносях.

Заинтригованный необычным выражением, я спросил, что оно означает.

– Она должна родить, – объяснила мне мать.

– Странно, что она не родила во время венчания, прямо в ризнице, – сказал Ларри.

– Дорогой, не надо при Джерри, – попросила мать.

– Нет, правда. Я впервые видел невесту с таким пузом.

Я сказал, что лучше мне поблагодарить Катерину до родов, поскольку потом она будет слишком занята. Мать неохотно согласилась, и на следующее утро я оседлал Салли и поехал через оливковые рощи в сторону Гастури. Роджер трусил сзади, но иногда затевал игру, которую они с Салли вместе придумали. Она заключалась в том, что он периодически с угрожающим рычанием покусывал ее за задние ноги, а она, норовисто взбрыкнув, пыталась лягнуть его под ребра.

Наконец мы пришли к приземистому белому домику с двориком, окруженным по периметру старыми ржавыми банками с цветами. Мы оказались не единственными, чему я сильно удивился. За круглым столом сидели пожилые мужчины со стаканами вина, их большие, вислые, порыжевшие от никотина усы подпрыгивали во время беседы. На пороге кучковались родственницы, некоторые нетерпеливо заглядывали в единственное окошко, и все они одновременно болтали и жестикулировали.

Из дома доносились пронзительные крики и мольбы о помощи, обращенные к Всевышнему, Деве Марии и святому Спиридону. Я решил, что пришел в разгар семейной ссоры. Внутрисемейные разборки довольно распространены в крестьянской среде, и меня они всегда забавляли: любая ссора, даже самая пустяшная, велась с суровой решимостью, пока из этой драмы не вытягивались последние соки, все обменивались проклятьями, а мужчины то и дело гонялись друг за другом среди деревьев, потрясая бамбуковыми палками.