Птицы, звери и родственники

– Слышал новость про Андреаса Папоякиса? – спросил он, перебирая пальцами свои роскошные усы.

– Нет, – сказал я. – А что?

– А, – радостно произнес старик. – Он в больнице, дурачок.

Я ответил, что мне очень жаль слышать это, ибо я любил Андреаса. Это был веселый, добросердечный, жизнерадостный парнишка, вечно делавший что-нибудь не так. В деревне о нем говорили, что он поехал бы на осле задом наперед, если б сумел.

– Что же с ним приключилось? – спросил я.

– Динамит, – сказал папаша Деметриос, выжидающе глядя на меня – интересно, как я прореагирую на это.

Я присвистнул, как бы от ужаса, и медленно покачал головой. Папаша Деметриос, уверившись в моем безраздельном внимании, уселся поудобнее.

– Это случилось так, – начал он свой рассказ. – Ты сам знаешь, Андреас глупый мальчишка. У него в голове пусто, как в ласточкином гнезде зимой. Но он все же славный малый. Никому никогда не делал зла. Так вот, он задумал глушить рыбу динамитом. Знаешь маленькую бухточку возле Бенитсеса? Ну, стало быть, он пригнал свою лодку туда, потому как ему сказали, что местный полицейский на весь день отправился дальше на юг по побережью. Разумеется, ему, глупому мальчишке, и в голову не пришло проверить, навести справки, что полицейский и вправду ушел дальше на юг по побережью.

Я сожалеюще щелкнул языком. За глушение рыбы динамитом дают пять лет тюрьмы и налагают немалый штраф.

– Так вот, – продолжал папаша Деметриос, – он сел в лодку и не спеша пошел на веслах вдоль берега, как вдруг заприметил впереди на мелководье большой косяк барбуни. Он бросил весла и поджег фитиль динамитного патрона, который у него был.

Папаша Деметриос выдержал трагическую паузу, взглянул, как поджаривается кукуруза, и закурил еще одну сигарету.

– Все бы хорошо, – продолжал он, – но только Андреас хотел бросить динамит, как рыбы уплыли, и как ты думаешь, что сделал этот мальчишка-идиот? Не отбросив динамит, он поплыл за ними! Бах!

Я заметил, что, вероятно, Андреас серьезно пострадал.

– Ну еще бы, – презрительно сказал папаша Деметриос. – Он даже не умеет путем глушить рыбу динамитом. У него был такой махонький патрон, что ему лишь оторвало правую руку. Но все равно он обязан жизнью полицейскому, который и не думал уходить дальше на юг по побережью. Андреас сумел подгрести к берегу и потерял сознание от потери крови. Он несомненно умер бы, если бы полицейский, услышав взрыв, не спустился к берегу посмотреть, кто это глушит динамитом рыбу. К счастью, как раз в это время проходил рейсовый автобус, полицейский остановил его, и Андреаса посадили в автобус и доставили в больницу.

Я выразил глубокое сожаление, что с Андреасом, славным парнишкой, случилось такое несчастье, но, слава Богу, ему повезло и он остался в живых. Я высказал предположение, что, когда он поправится, его возьмут под стражу и отправят на пять лет в Видо.

– Нет, нет, – возразил папаша Деметриос. – Полицейский сказал, что, по его мнению, Андреас и так достаточно наказан, а в больнице он сказал, что Андреасу отхватило руку какой-то машиной.

Кукуруза начала взрываться и загремела по листу жести, словно залпы миниатюрных пушек. Старик снял сковороду с огня и поднял крышку.

Кукурузные зерна лопнули, и каждое являло собой маленькое желто-белое облачко, хрусткое и аппетитное. Папаша Деметриос достал из кармана скрученную бумажку и развернул ее. В ней оказалась крупнозернистая серая морская соль. Мы обмакивали в нее облачка кукурузы и с удовольствием хрумкали их.

– Я кое-что для тебя раздобыл, – сказал наконец старик, тщательно вытирая усы большим красно-белым платком. – Еще одну из этих ужасных тварей, до которых ты такой охотник.

Набив полный рот остатками жареной кукурузы и вытерев пальцы о траву, я, сгорая от нетерпения, спросил, что это.

– Сейчас принесу, – сказал старик, вставая. – Очень любопытная тварь. Никогда раньше не видел ничего подобного.

Мне оставалось только ждать. Он сходил к прессу и вернулся с помятой жестяной банкой, заткнутой листьями.

– На, – сказал он. – Будь осторожен, она воняет.

Я вытащил затычку из листьев и, заглянув в жестянку, убедился, что папаша Деметриос был совершенно прав: его добыча жутко воняла чесноком, как целый автобус крестьян в ярмарочный день. На дне банки сидела средней величины, гладкокожая, зеленовато-коричневая жаба с огромными янтарными глазами и ртом, застывшим в вечной, как у идиота, ухмылке. Когда я сунул руку в жестянку, чтобы достать жабу, она спрятала голову между передними лапами, втянула, на удивительный манер всех жаб, свои выпученные глазищи в черепную коробку и издала пронзительный блеющий крик, словно миниатюрная овца. Я вынул ее из жестянки. Она отчаянно сопротивлялась, источая ужасный запах чеснока. На задних лапах у нее было по мозолистому черному наросту в виде лопасти, напоминающему плужный лемех. Я пришел от нее в восторг, ибо затратил немало времени и сил на безуспешные поиски жаб-чесночниц. Рассыпавшись перед папашей Деметриосом в благодарностях, я с торжеством отнес жабу домой и водворил в аквариум в своей спальне.