Птицы, звери и родственники

«Влюблен был безответно, – продолжал баритон, неистово размахивая канделябром, – в тех глаз голубизну».

«В тех глаз голубизну», – трактовал среднеевропейский акцент на развратный манер бесхитростные слова, только его надо было слышать, чтобы в это поверить.

«А в двадцать пять от глаз другого цвета, – подхватывал баритон, – он понял, что идет ко дну».

«Ко дну», – скорбно вторил среднеевропейский акцент.

«От глаз другого цвета», – произнес баритон и так неистово потряс канделябром, что свечи, как ракеты, посыпались из своих гнезд и с шипением упали в траву.

Дверь моей спальни открылась, и вошла Марго, облаченная в целые ярды кружев и прозрачной материи вроде муслина.

– Кто это так шумит? – обвиняюще спросила, она хриплым шепотом. – Ты ведь знаешь, что маме неможется.

Я объяснил, что не имею к этому шуму никакого отношения, просто, похоже, к нам прикатили гости. Марго высунулась из окна и посмотрела на экипаж, седоки которого добрались до следующего куплета.

– Послушайте, – приглушенным голосом крикнула она, – вам обязательно надо подымать такой шум? Мама плохо себя чувствует.

Экипаж тотчас же окутала тишина, затем на ноги неуверенно поднялась высокая нескладная фигура. Она высоко подняла канделябр и серьезным взглядом вперилась в Марго.

– Не надо, дорогой леди, – загробным голосом нараспев проговорила фигура. – Не надо беспокойт муттер.

– Ни в коем случае, – согласился английский голос из экипажа.

– Как по-твоему, кто это? – взволнованным шепотом спросила меня Марго.

Я ответил, что для меня все совершенно ясно: это, должно быть, приятели Ларри.

– Вы приятели моего брата? – нежным голоском проворковала Марго из окна.

– О благородный существо, – произнесла высокая фигура, качнувши канделябром в ее сторону. – Он приглашайт нас выпить с ним.

– Э-э... Минуточку, я спущусь к вам, – сказала Марго.

– Посмотрейт вас вблизи – все равно что утоляйт амбиций всей своей жизнь, – произнес высоченный малый, кланяясь несколько неустойчиво.

– Увидеть вас вблизи, – поправил спокойный голос из задней части экипажа.

– Я сойду по лестнице, – сказала мне Марго, – впущу и утихомирю их. А ты пойди разбуди Ларри.

Я натянул шорты, не церемонясь сграбастал Улисса (который с полузакрытыми глазами переваривал свой ужин), подошел к окну и выбросил его вон.

– Замечательно! – сказал высоченный малый, глядя, как Улисс исчезает над посеребренными луной верхушками олив. – Это есть походийт на дом Дракулы, не так ли, Дональд?

– Именно так, – согласился Дональд.

Я протопал вниз по коридору и влетел в комнату Ларри. Мне не сразу удалось разбудить его, ибо, решив, что мама надышала на него микробов простуды, он в порядке профилактики потребил перед сном полбутылки виски. В конце концов он, одурманенный сном, сел в кровати и уставился на меня.

– Чего тебе надо, черт бы тебя побрал? – спросил он.

Я рассказал ему о двух личностях, прикативших в экипаже и утверждавших, что он пригласил их на выпивку.

– О Боже! – воскликнул Ларри. – Скажи им, что я уехал в Дубровник, и вся недолга.

Я объяснил, что это невозможно, так как Марго уже зазвала их в дом, а маму в ее болезненном состоянии нельзя беспокоить. Стеная, Ларри встал с постели, набросил на себя халат, сунул ноги в шлепанцы, и мы вместе сошли по скрипучей лестнице в гостиную. Там нашему взору предстал долговязый, эффектный, добродушный Макс; развалясь на стуле, он махал на Марго канделябром, из которого вылетели все свечи. На другом стуле с видом владельца похоронной конторы сидел ссутулившийся и мрачный Дональд.

– Ваши глаза, они нежный, голубой, – сказал Макс, помахивая длинным пальцем в сторону Марго. – Мы есть распевайт о голубой глаза, верно, Дональд?

– Правильнее: мы пели про голубые глаза, – поправил Дональд.

– Это я и сказал, – благодушно произнес Макс.

– Ты сказал, мы есть распевайт, – возразил Дональд.

Макс на секунду задумался.

– Во всякий случай, – сказал он, – глаза был голубой.

– Были голубые, – поправил Дональд.

– А, наконец-то вы пришли, – упавшим голосом сказала Марго, когда мы вошли. – Надо полагать, это твои друзья, Ларри.

– Ларри, – промычал Макс, вскинувшись с неуклюжей грацией жирафа, – мы есть приходийт, как ты есть сказалт нам.

– Очень приятно, – сказал Ларри, пытаясь выдавить на своем помятом со сна лице некое подобие обаятельной улыбки. – Вы не могли бы говорить потише? Маме нездоровится.

– Муттеры, – с безграничной убежденностью сказал Макс, – самое важное вещь на свете.

Он повернулся к Дональду и, приложив палец к губам, сказал «Тсс!» так громко, что Роджер, до того спавший мирным сном, вскочил на ноги и неистово залаял. Вьюн и Пачкун громогласно присоединились к нему.

– Это чертовски неприлично, – заметил Дональд между взлаиваниями. – Гость не должен вести себя так, чтобы собаки хозяина лаяли.

Макс стал на колени и обнял своими длинными руками не перестававшего лаять Роджера. Я не без тревоги наблюдал за этим маневром, ибо Роджер, как мне казалось, был готов превратно истолковать его.

– Тсс, гав-гав, – сказал Макс, лучезарно улыбаясь ощетинившемуся, воинственно настроенному псу.