ПТУшник

— Давай в машину и в больницу, ты уже много крови потерял, Абросимов! Позови мне кого на помощь и пусть лом посмотрят у дворника! — услышал я и у меня совсем отлегло от сердца.

Видно, что начальник здорового сержанта точно не рассчитывает справиться с дверью своими силами. Я еще раз проверил, как крепко вставлена палка, пошевелил ее, как вдруг с той стороны услышал неожиданное обращение ко мне:

— Правонарушитель! Вы, который за дверью! Ваше деяние называется кражей, советую вам сдаться прямо сейчас. Обещаю, что последствия будут минимальные! — да, лейтенант все правильно излагает, однако, если меня не поймают, то и вещей, украденных кстати у неизвестно кого, точно не будет изъято и никакого состава преступления уже не наскрести. Потерпевшие ни в чем не признаются.

Правда, советскому суду, самому справедливому в мире, этого и не требуется, хватит и рапорта милиции для приговора. Если не вмешается прокуратура, конечно, из-за отсутствия состава преступления, но, рассчитывать на это…

Поэтому, только бегство и еще раз бегство спасет меня.

Я все же не удержался и понизив голос до низкого и хриплого, каким говорят серьезные урки, прошипел в узкую щель:

— Начальник, меня на это фуфло не купишь! Я срок себе с земли не подниму! От дохлого осла уши! — это еще фраза от классика и я, подхватив пакеты и сумки, поднимаюсь на третий этаж.

Пусть теперь ищут невысокого, но, конкретно засиженного такого урку в подъезде, тратят время, жильцов расспрашивают.

На втором этаже из двери вылезает старушка и спрашивает меня:

— Милок, что за шум там? Во дворе?

— Бандиты, бабуля, в подъезд ломятся! Закрывайтесь и никому дверь не открывайте! — задаю я бабушке задачу.

Она прячется за дверью, и я слышу, как закрывается пара замков с той стороны.

На лестничной площадке я включаю фонарик, подлезаю рукой в широкую щель и с пары попыток вытаскиваю гвоздь, работающий засовом к моей свободе.

Потом легким рывком распахиваю чердачную дверь, осматриваюсь на чердаке и решаю, что мне не стоит нарушать девственный ковер из пыли перед дверью.

Если сотрудники догадаются посветить в широкую щель фонариком, если он, конечно, найдется у таких важных людей, они рассмотрят свежие следы, тогда у них могут появиться лишние мысли про путь, которым я вырвался из лап милиции.

Поэтому я кладу верный кирпич на пол и наступая на него, перекладываю свою сумку и все трофеи в сторону от двери, на какую-то стоящую там полуразвалившуюся тумбочку, так же густо усыпанную пылью.

Потом я слышу, как хлопает дверь в подъезде, похоже, кто-то из жителей спешит открыть дверь сотрудникам милиции, постучавшимся к нему в окно на первом этаже.

— Догадались, все-таки, остолопы, — улыбаюсь я про себя и закрываю с легким ударом дверь, загоняя крепеж в дыру. Блокирую ее сразу двумя гвоздями, пропихивая их подальше и перепрыгнув в сторону, оставляю кирпич лежать на месте. Только присыпаю его солидной кучей пыли, поднятой с пола руками.

Порядок наведен, менты, скорее всего, обнаружив, что злоумышленник пропал и его нигде нет, начнут стучаться в квартиры, которые им откроют точно не все.

Хотя, если они здесь коммунальные, кто-то да откроет, только все комнаты они тоже досмотреть не смогут по причине отсутствия хозяев. Да и нет у них прав на такое дело, могут и послать жильцы в далекое эротическое путешествие, особенно, кто уже отсидел и законы знает.

Главное, что они смогут рассмотреть через чердачную дверь, что пыль лежит за ней не потревоженная уже давно. Потому что, если менты что-то заподозрят, они эту преграду снесут с пары ударов ломом.

Пусть лучше думают, что я прячусь среди жильцов, тем более, вскоре я услышал топот ног на лестнице, погоня уже близко и пора уходить в недра чердака.

Я отошел от двери и пустился в путешествия по чердаку, освещая свой путь слабеньким фонариком, метров через пятьдесят очень пыльного пути и один раз повернув, я оказался около приготовленной мной на выход двери.

Прислушался в происходящему в подъезде, свидетели моего чудесного спасения мне здесь тоже не нужны, легким толчком открыл дверь, придержав замок с крепежом, чтобы ничего не зазвенело.

Набив добром свою сумку, сумку мужиков и пакет, распределив все правильно, чтобы лишнего не высовывалось, я прислушался к происходящему на чердаке. Никто за мной не бежит, поэтому, отряхнув ноги от пыли, я спустился вниз и вышел во двор.

Потом оказался на Лермонтовском, здесь нет, к сожалению, проходных дворов и так мне не добраться до Крюкова канала. Вскоре я иду уже около Мариинки, здесь я возвращаюсь на улицу Римского-Корсакова, запрыгиваю в подошедший трамвай, на котором доезжаю до Площади Мира и вскоре оказываюсь в зале ожидания на Балтийском.

Барахла у меня многовато набралось, книги я перекладываю получше, кроме одной в дорогу для себя. Кроссовки беру с собой, кладу в пакет к кассетам с дисками, разберусь с ними по пути домой.