Пуансеттия

- Несколько месяцев назад вы сказали, и процитирую: «Я никогда не переступлю порог католической церкви, после того, что сделал с моей семьей священник. Если Бог хочет меня, он может прислать церковь ко мне». И поскольку я пока не священник, не могу вести мессу, поэтому я попросил Стюарта прийти и провести Рождественскую службу в вашем доме.

- Твой духовник здесь, чтобы провести службу для меня?

- Да.

- Только для меня?

- И для хора ангелов. И меня тоже. Я еще не ходил к причастию сегодня.

- Служба. В моем доме. На Рождество. Проведенная иезуитским священником.

- Если вы позволите ему. Мы уйдем, если вы скажете.

Она прижала ладонь ко лбу и повернулась к нему спиной.

- Магда?

- Ты хоть представляешь, как больно мне сделала католическая церковь?

- Да, мне жаль

- Да, очень жаль, - сказал отец Баллард с другого конца комнаты. Он выглядел по-настоящему робко, когда легонько махнул ей.

- Жаль? - Она развернулась к нему. - Когда я была тринадцатилетней девочкой, священник назвал меня «дьявольским семенем», а я всего лишь была девочкой. Мой священник сказал маме, что мне нужен обряд экзорцизма, чтобы спасти мою душу. Мне пришлось сбежать из дома, чтобы спастись и знаете, кто меня принял? Сутенер. И он был добрее ко мне, чем чертов священник, а вы говорите «жаль»?

- Нам очень жаль? - сказал Маркус.

- Мэм, могу я поговорить с вами минутку? - спросил отец Баллард. - Пожалуйста?

- По крайней мере, хоть у этого есть хоть какое-то подобие манер, - сказала она. Она пересекла комнату и остановилась там, где отец Баллард устраивал свой самодельный алтарь, Мышши с любопытством наблюдал за ним, сидя у его ног.

- Да? - сказала она отцу Балларду. - Говорите.

Он всплеснул руками перед собой и склонил голову на мгновение. Когда он поднял ее, все следы радости и веселья исчезли.

- Маркус рассказывал мне о вас. И зная, что я знаю, думаю, эта беседа должна проходить в более покаянной позе.

- Правильно думаете.

- Прекрасно. - Он медленно опустился на колени.

- Стюарт? - спросил Маркус.

- Все в порядке, мой мальчик. Но спасибо за беспокойство. - Отец Баллард посмотрел вверх на нее, стоя на коленях. - Сударыня, пожалуйста, позвольте извиниться от имени моей церкви за оскорбления, нанесенные вам, и за ущерб, причиненный Вам и вашей семье. Мы, священники, слишком человечны. И порой настолько человечны, что кажемся бесчеловечными. Нет никаких оправданий тому, что сделал и сказал ваш священник. Никакого. И я не стану оправдывать его. Бог накажет этого священника. Я долго верил, что когда ребенку причинит вред взрослый, этот человек в глазах Бога остается ребенком. - Отец Баллард посмотрел на мгновение на Маркуса. - Вас любили как ребенка, баловали как ребенка, прощали как ребенка, прощали безоговорочно, потому что ни один хороший родитель не может долго злиться на маленькое дитя. Господь учит нас, что последние будут первыми. И в глазах вашего священника вы были последними и смиренными. В Божьих глазах вы будете первой и почтенной.

- Мне нравится, как это звучит.

- Так же Маркус рассказал мне, что вы приняли его и помогли ему примириться с его многочисленными, очень разнообразными и всесторонними наклонностями...

- У меня только одна, - вмешался Маркус.

Отец Баллард проигнорировал его.

- Любая женщина, которая сможет смириться с этим, - Он указал на Маркуса. - И относиться к нему даже с малой толикой сострадания...

- На самом деле, она очень зла со мной.

- Заткнись, Маркус. Твои наставники разговаривают, - сказал отец Баллард. Маркус перестал говорить, но его глаза говорили о многом.

- Вы мне нравитесь, - сказала Магдалена отцу Балларду. - Хотела бы обратного.

- Вы не первая, кто говорит мне это. И как я сказал, любая женщина, которая будет относиться к его личности с капелькой сострадания, в моих глазах святая. Бог Свидетель, с ним требуется ангельское терпение и терпение Стюарта. - Он указал на себя. - Что касается вашего бывшего священника... я не знаю, почему он назвал вас так, как назвал. Это и не важно, по крайней мере, для меня. Кем бы вы ни были или есть, что бы ни сделали, ничто не заслуживает такой жестокости. Ни один ребенок не заслуживает жестокости. Сама ваша жизнь - это чудо, и называть вашу жизнь и тайну вашего создания «дьявольской» - это грех, за который Бог покарает. - Он протянул руки, ладонями вверх, и она приняла их, думая, что он хочет, чтобы она помогла ему встать. Но нет. Он просто держал ее за руки.

Они были большими и теплыми, нежные, но с мозолями на кончиках пальцев. Ей это понравилось. - Дорогая, я не буду просить вернуться в церковь, потому что церковь не заслуживает вас. Но я попрошу разрешения провести службу и причастие в вашем доме. Я почту это за честь.

- Честь? Причастить хозяйку борделя? Женщину, которая, не раскаиваясь, продает себя?