Публичное разоблачение

Я вложила бумаги в портфель, чтобы захватить с собой в Нью-Йорк. Странно. Не знаю почему, но захотелось взять их с собой.

* * *

Это ведь мой отец. Откровенно говоря, раньше мне не хватало мужества расспросить подробнее о его смерти.

Я приехала к матери и прошла на кухню. Налив Скотти воды, поставила его миску рядом с миской Абигейл.

— Мама, почему ты не подала в суд на муниципалитет, когда погиб отец?

— Что ты такое говоришь, Салли? — сказала она, явно ошеломленная. — Скажи мне, почему я должна была подать на них в суд?

— Потому что городское здание обрушилось на папу и убило его!

— Твой отец его проектировал, — тихо сказала она, снимая резиновые перчатки.

— Хочешь сказать, что здание обрушилось потому, что проектировал его отец?

— Конечно, нет! Но город не несет ответственности за стихийное бедствие. Почему, Господи, я должна подавать на них в суд, коль в том нет их вины?

Что касается матери, то разговор на этом закончился, но я все же не могла не думать, насколько бы легче нам жилось, если бы она получила хоть какие-то деньги после трагического случая с моим отцом.

Интересно, вспоминала ли мать об этом, водя нас с Робом в школу после ее восстановления? Все следы разрушения были давно устранены, но каждый раз она подразумевала, что мы с Робом можем смотреть на стену, под которой наш отец испустил последний вздох. Именно поэтому первое время она водила нас в классы, взяв за руки.

Бедная мама. В ее глазах я видела боль.

— Думаю, ты права. — Я подошла к ней. — Спасибо за то, что берешь к себе Скотти. И за то, что заказала мне номер.

— Я люблю тебя. — Она крепко обняла меня.

— Я тоже люблю тебя.

Отстранившись, она заглянула мне в глаза. Затем, покачав головой, засмеялась и отпустила меня.

— Поезжай. Отправляйся на свидание со своим кавалером.

Я хотела возразить, но она опередила меня:

— Даже не пытайся, детка. Я слишком хорошо тебя знаю. Развлекайся. Делу время — потехе час.

Когда я села в машину, мать распахнула дверцу:

— И не забывай о работе!

Мой новый гостиничный номер располагался в одной из гостиниц на Коламбус-Серкл. Распаковав вещи, я позвонила в офис Спенсера. Секретарша сказала, что он на месте, но у него совещание.

— Пожалуйста, оставьте свой номер, и он перезвонит вам. Он ждал вашего звонка.

Я оставила свой номер и стала готовить материалы к завтрашнему интервью. Спенсер позвонил час спустя, и мы условились, где встретиться, чтобы вместе пообедать. Я засуетилась, довольная собой. В половине седьмого, подкрасившись и причесав волосы, уже спешила на свидание к итальянскому ресторанчику. Я стояла у входа, просматривая газету, когда подъехал Спенсер.

— Я купил тебе подарок, — сказал он, протягивая странно гибкий продолговатый пакет в подарочной обертке. — Очень романтично, — добавил он, когда мы сели. — Открой.

— Не могу даже вообразить. — Я развернула бумагу и увидела туго сплетенную в косу веревку для игры со Скотти в перетягивание каната. Я посмотрела на него и подумала: «Буду я с ним счастлива или нет?»

— Спасибо, — смущенно поблагодарила я, наклонясь, чтобы поцеловать его. — Он ему понравится.

За вкусным обедом Спенсер рассказывал о проведенном дне, полном разочарований.

— Мы заполучили писателя, который не любит и не умеет писать, и редактора, который не знает, как править, поэтому оказались с книгой ценой в пятьдесят тысяч долларов, которая хуже — клянусь — черновика школьного сочинения.

— И что же делать?

— Единственное, что я смог, это послать рукопись моему приятелю, профессору Колумбийского университета, чтобы он проверил все факты. Затем сел за стол и прочитал всю рукопись, потом составил письмо автору, подробно указав, что надо переделать.

— Если редактор уже получил деньги, обязан ли автор дорабатывать свое произведение? — спросила я.

— В правовом смысле — нет. В том-то и проблема. Он считает свое произведение шедевром. — Спенсер тяжело вздохнул, но затем внезапно просветлел. — Отец звонил сегодня. Я рассказал ему о тебе.

Я улыбнулась.

— Он хочет познакомиться с тобой. Я рассказывал тебе о матери? Вернее, о мачехе.

— Нет.

— А я думал, что рассказывал. Видишь ли, моя мать умерла от рака, когда мне было двенадцать лет.

— Мне очень жаль.

— Спасибо за сочувствие. Это очень печально. Но мой отец на следующий год после ее смерти снова женился. Полагаю, из-за нас с сестренкой. Так вот, он женился на Труди, и я сразу стал звать ее мамой. Она изумительная. А младший брат Сэм, о котором я тебе говорил, на самом деле мой сводный брат.

Пока Спенсер продолжал рассказывать о своей семье, наша тяга друг к другу начала приобретать для меня смысл. Все это трудно объяснить людям, которые не теряли ни одного из родителей, будучи детьми. Проще говоря, осознание потери становится определяющим в характере. Я рано узнала, что сказки врут, что мир не дает никакой защиты: у меня был большой и сильный папа, и вдруг его не стало. Навсегда. Может, это и не так драматично для кого-то, но мне стало совершенно ясно — конечно, в более поздние годы, — как отсутствие отца отразилось на всей моей жизни.