Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

В полные собрания сочинений валились заметки и записки, а также варианты знаменитых романов. Знаменитое полное собрание сочинений Толстого в девяноста томах делилось на три серии — 45 томов произведений, 12 томов дневников, а остальное — письма. Причём последний том содержал, среди прочего, «Проект о переводе артиллерийских батарей в шестиорудийный состав с усилением стрелками» и молитву внучке Сонечке. Но в сорока томах первой серии были ещё черновики и варианты «Войны и мира» (четыре тома), «Анны Карениной» (один том), «Воскресения» (один том), педагогические статьи (том восемнадцатый), «Азбука» и «Новая азбука для чтения», многочисленные статьи, ну и тому подобное. То есть те произведения, что составляют «известный» корпус художественной прозы, это примерно два десятка томов. А Толстой прожил, как мы знаем, долгую и по-настоящему плодотворную жизнь.

Великий Сервантес создал множество книг — три десятка пьес, роман «Галатея», «Странствия Персилеса и Сихизмунды», массу повестей, но время просеяло всё, и вот перед нами один «Дон Кихот».

Многие писатели остались авторами одной книги, потому что их сгубили болезни, бедность или их попросту убили.

Общество подозрительно относится к многописанию, полагая, что оно связано со снижением качества или использованием чужого наёмного труда. Дама-кавалер ордена Британской империи Барбара Картленд[231] написала 723 романа и даже в старости могла за год выпустить два десятка романов (пусть и небольших).

Есть такое представление о профессиональном писателе, идущее из XVIII–XIX веков, как о человеке, что день за днём работает за письменным столом. Толстой в какой-то момент чрезвычайно восхищался Энтони Троллопом[232] — «Троллоп убивает меня своим мастерством. Утешаюсь тем, что у него своё, а у меня своё»[233]. Мнение Толстого потом переменилось, но дело в другом — британец, большую часть жизни служивший на почте, был феноменально трудоспособен: «Троллоп установил для себя строжайший распорядок, которым гордился и которого придерживался нерушимо. Всё было обдумано и рассчитано до последней мелочи. Каждое утро в пять часов тридцать минут старый конюх (которому за это приплачивалось дополнительно по пяти фунтов в год) будил своего хозяина и подавал ему чашку кофе. Троллоп садился к письменному столу и писал в течение трёх часов не отрываясь, не позволяя себе ни задуматься, ни оглянуться по сторонам, пока не приходило время одеваться к утреннему завтраку. Он выработал столь чёткий ритм работы, что проверял себя по часам: за каждые четверть часа ему полагалось написать ровнёхонько двести пятьдесят слов. Он приучил себя писать так же регулярно и в поезде (где была написана значительная часть „Барчестерских башен“), и в каюте парохода. Таким образом, как с наивным самодовольством рассказывает Троллоп в „Автобиографии“, ему удалось побить все рекорды писательской продуктивности: по количеству написанных им томов он опередил всех современных ему английских писателей и перещеголял даже самого Вольтера! Что же касается гонораров, то, как сообщает сам же Троллоп, он получил на своём веку от издателей семьдесят тысяч фунтов — сумму по тому времени огромную»[234]. Беда, правда, в том, что этот труд наподобие идеальной английской паровой машины вылился в довольно унылые (за редким исключением) книги.

Так вот, эта самостоятельная работа за письменным столом теперь сменяется работой в группе. Для того чтобы обеспечить высокий темп работы, писатель-руководитель может нанять исторического консультанта, секретаря, юриста, собственного редактора, а лучше нескольких, корректора и отряд пиарщиков. Гордый и независимый сиделец за письменным столом превращается в режиссёра, окружённого толпой помощников, сценаристами (один расписывает диалоги, другой следит за сюжетом). Так кустарь-одиночка эволюционирует в хозяина завода.

Бессмысленно сравнивать сапожника и обувную фабрику — не только в смысле объёмов производства, но и в смысле качества. С качеством всё может сложиться по-разному, и ручной труд вовсе не его гарантия.

Пером Сервантеса водила нужда.