Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

И часто глуповатый потомок вытащит из сочинённого что-то именно на свой вкус.

Одним словом, не зря мне на эскалаторе Высоцкого читали.

Стихи дурные, а опыт важный.

06.02.2017

​Приятное и неприятное (о смутных желаниях коллективного разума, конспирологии и логике Колмогорова)

1 фунтовый бифштекс и 1 пинта горького пива каждые 6 часов. 1 десятимильная прогулка ежедневно по утрам. 1 кровать ровно в 11 ч. вечера. И не забивать себе голову вещами, которых не понимаешь[226].

Джером К. Джером. «Трое в лодке, не считая собаки».

Очень хорошо, что сейчас нет никакой памятной даты, связанной с Шолоховым и его романом. Далеко майские дни, когда Шолохов родился. Некруглая разница с 1965 годом, когда его роман получил Нобелевскую премию, нет юбилея ни начала публикации, ни её завершения. Правда, сам Шолохов умер 21 февраля 1984 года, но и тут, слава Богу, нет числовой рифмы.

В мире существует ужасное информационное правило, что некое суждение нужно привязать к памятному дню или юбилейной дате. Но о некоторых вещах (если о них хочется сказать спокойно), лучше говорить не в могучем хоре, а частным порядком — негромко, не споря с адептами. У всех своя правда.

«Шолоховский вопрос» давно стал из вопроса литературоведческого вопросом политическим, а потом и вовсе пополнил список многих тем, которые обслуживают не знание, как психологические потребности общества. Были ли американцы на Луне? Писал ли Шекспир знаменитые пьесы? Болел ли Ленин сифилисом? Является ли гомеопатия наукой? И так далее — вплоть до Теслы и уж совсем малоизвестных (для нас) случаев вроде истории о пишущей машинке Киллиана[227]. Только тронь их — и каждому будет что сказать, причём это будет сеанс массового психотерапевтического выговаривания в рамках знаменитой логической теоремы Колмогорова, которую я так люблю упоминать. Кропотливый и отчаянный учёный, быть может, смог бы по этим темам и разрозненным суждениям, превращающимся в волны мнений, составить историю коллективного бессознательного. Я же хочу сказать о некоторой частности. Предположение о том, что Шолохов не сам написал свой роман, возникло давно, куда раньше, чем он получил Нобелевскую премию по литературе «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». Но энергия заблуждения — это удивительное топливо для масс. Причём для тех людей, что не связаны ни с литературоведением, ни с космическими полётами или идеями Ганемана[228].

Есть универсальный рецепт, сочинённый британским писателем Джеромом Клапкой Джеромом, того, что нужно делать с вещами, тебе непонятными, но никто ему следовать не хочет. Большинство людей снедаемо болью за державу обильную, в которой порядка нет как нет, или ненавистью к этой державе. Беда в том, что, если исправлять отсутствие порядка тем, что придумывать его в тех местах, где он и не ночевал, то ничего хорошего не выйдет… Когда чего-то нет, с одной стороны, танцевать ловко, а, с другой стороны, всё же некоторый конфуз. Многие достойные люди начинают пасти народы, и обращаются к миру со словами «Вот вы ничего не знаете, а я статью одну видела…». Все эти движения и описываются суждением Колмогорова «Если из высказывания P следует Q, и Q приятно, то P истинно»[229]. Это так называемая формула женской логики, но нам не стоит углубляться в гендерные оттенки. На нашу ситуацию она перекладывается так: страна у нас находится в состоянии печальном, и сердце ищет, на чём возрадоваться (или утвердить свой ужас). Появляется новость о некоем успехе (неприятности) (P), люди, мало-мальски знакомые с проблемой, говорят, что это сомнительно, но из (P) следует (Q) — то есть — ура, мы ломим, гнутся шведы (всё ужасно, и наступают последние дни), и это (Q) вам приятно. Ну и оттого (P) — верно.

В ситуации с авторством «Тихого Дона» есть куда более интересная сторона, чем можно подумать — нет, понятно, тут возникает мотив сорвать с Шолохова этот орден, как рвут ордена с генералов в разных фильмах, дескать, он недостоин этого романа (это желание — предмет отдельного продуктивного анализа).

Само по себе создание «Тихого Дона» вызывает удивление только у человека, не знакомого с литературной ситуацией двадцатых годов — там время в литературе было такое, что сунь палку — прорастёт, точь-в-точь как с плодородностью на Дону. Возникали удивительные тексты, и тут же литературная биография пресекалась — был писатель, и нет писателя. Причём вовсе не оттого обязательно, что его выводили в расход, а он становился бухгалтером, умирал от чахотки или погибал на войне.